Облава

них это, кажется, в крови: еще под носом мокро, подавай ему усы, чуть отрастит усы – не может дождаться, чтобы они поседели. Можешь быть умен, как Соломон, это тебе ничуть не поможет, они все равно настоят на своем. Восстание подняли раньше времени, город освободили прежде, чем получили директиву, и сам черт их сейчас не утихомирит. Впрочем, меня удивляют не они, такие уж они от природы, но какой дьявол заставил меня с ними связаться и сейчас ни за что ни про что платить своей головой?. »

СТЕНА ТЬМЫ НАДВИГАЕТСЯ СО ВСЕХ

СТОРОН

I

Внезапное скопление мусульман на Рогодже, ставшее неожиданным препятствием на пути отряда Видрича в

Рачву, имело свою предысторию, долгую, путаную и противоречивую.

Подлинный хозяин Верхнего Рабана, командир карабинерской заставы в Топловоде, Ахилл Пари, – тот самый

Ахилл Пари, который убил взятого в плен Драгоша Бркича и намочил свои подошвы его кровью, – за день раньше направил нечто вроде послания командирам караулов трех пограничных мусульманских сел. В этом послании он наставлял их, советовал и приказывал сохранять спокойствие и ничего не предпринимать, если они услышат стрельбу в долине Караталих, в лесах Орвана и Рогоджи или заметят движение четнических частей. Эти части, писал он, согласно приказу командира дивизии «Венеция», получили задание уничтожить пресловутую группу коммунистов, которая, найдя себе убежище на их территории, принялась за подрывную деятельность: совершает нападения на итальянские вооруженные силы и уничтожает средства связи. Поскольку у четнических частей нет никаких враждебных намерений по отношению к мирному мусульманскому населению и поскольку их начальники заранее предупреждены, что будут отвечать по всей строгости закона за нанесенный материальный и моральный ущерб, за осквернение веры и за каждое столкновение с населением, последнему не следует поднимать на них оружие и выражать в какой-либо другой форме свою ненависть; напротив, желательно и всячески рекомендуется оказывать им всестороннюю поддержку в благородной цели тотального уничтожения общего врага, то есть большевистскокоммунистической банды партизан.

Бумага была подписала, заверена печатью и доставлена из Топловоды Чазимом Чоровичем, великаном с большой головой и малым умом. И по своей натуре, и по своему прошлому он был точно создан для того, чтобы увеличивать любую неразбериху. Так случилось и теперь. Год тому назад Чазим, будучи командиром городской стражи в

Пазаре, заслужил особую благосклонность немецких оккупантов, расстреляв нескольких мусульманских гимназистов, задержанных на тайной сходке, на которой они готовили для распространения коммунистическую литературу.

В виде особой награды за проявленное мужество он выпросил себе офицерскую парадную фуражку с козырьком и серебряными орлами. Эту фуражку, хоть она и не налезала на его огромную голову, Чазим Чорович носил и в солнце и в дождь, но снимал ее ни за столом, ни в постели, так что она давно утратила свой первоначальный цвет, форму и блеск. Фуражку эту надставляли и латали многие шапочники, и все-таки она еще служила свидетельством того, что ее хозяин, Чазим Чорович, является капитаном вермахта могучего германского рейха. Наряду с документами – их Чазим носил в кармане и хлопал по ним рукой, если кто-нибудь оспаривал его заслуги, но показывал только итальянским властям, – фуражка была также немаловажным доказательством. Солдат ему не дали и на службу не взяли, форму тоже не выдали; не выдали, объяснял он гордо и убежденно, потому, что у них не было: искали в самых больших и богатых магазинах, вплоть до самого Берлина, и не нашли ничего, что огромный Чазимлия из Рабана смог бы натянуть на себя, не разорвав по швам.

Послание карабинерского командира Ахилла Пари Чазим вытащил из кармана уже совсем измятым и показал его на старом постоялом дворе в Гркине трем начальникам мусульманской сельской милиции – капабандам, пусть-де посмотрят, как оно выглядит. Но читать не стал, полагая, что они такой чести не заслуживают, а громовым голосом коротко и ясно сказал то, что, по его мнению, было самым важным:

— Государство и власти приказывают вам не затевать с четниками свар, а власти есть власти – как скажут, так тому и быть!

На это капабанда из Опуча Таир Дусич заметил:

— Мы и не собираемся затевать свары с четниками –

никогда о том и не помышляли, пусть только не переходят

Рогоджу.

— Здесь написано: перешли не перешли, оружия не применять и поджать хвост, – рявкнул Чазим.

— Если мы позволим им перейти Рогоджу, – сказал

Ариф Блачанац, капабанда из Джердара, – то уж лучше нам самим зарезать собственных жен и детей, чтоб не оставлять их на муку и позор. Четники отомстят нам за Зуквицу и обратят в дым и пепел весь Верхний Рабан, как это сделали с Нижним шесть недель тому назад.

— И правильно! Значит, заслужили, раз у них такие начальники, что позволяют укрываться коммунистам у себя и наносить ущерб государству.

Старый Элмаз Шаман, капабанда и старейшина Гркиня, дал ему накричаться до изнеможения, а потом вкрадчиво сказал: