Облава

- Не надо, не ходи, - резким жестом задержал ее Иванчиков. Нахмурился, повторил еще решительнее: - Стой тут.

По тому, как нахмурился Иванчиков, как строго, жестко говорил, Ксения догадалась, что ей почему-то действительно идти в вагон нельзя. Какое-то время пытливо смотрела на Иванчикова, силясь сообразить, в чем же дело, но тот ни словом, ни жестом не ответил на ее немой вопрос.

Разговор, который хлопцы вели с Ксенией и который был прерван Иванчиковым, возобновился. Один из них, в матросском бушлате, великоватом ему, явно с чужого плеча, рассказывал о своей тетке:

- Знаете, сколько ей лет? Нет, не угадаете. Она на девять лет моложе меня. Во тетка.

Хлопцы из кожи вон лезли перед Ксенией, состязались в остроумии, красноречии. Ксении это нравилось. Они же нашли для нее место в ближнем купе, усадили, сами стояли в проходе.

Между тем поезд наконец тронулся. Перестукивались колеса, гремел и ходил ходуном вагон, свистал в дырах и разбитых окнах ветер, проносились мимо перелески, речушки, поля. Такие тут места - леса не было ни с той, ни с другой стороны. Иванчиков пытался вспомнить, подсчитать в памяти, сколько станций осталось до Гомеля и на какой из них могут, получив его телеграмму, сесть чекисты. Решил на каждой станции и на разъездах выходить из вагона или стоять на ступеньках, чтобы видеть, кто садится, и чтобы с перрона можно было увидеть его. Многих здешних чекистов он знал, многие знали и его.

"Вот бы мне в помощь человек четырех, - думал Иванчиков, - мы бы их тут и взяли, в вагоне, тепленькими. Тепленькими", - повторял он излюбленное словцо своего начальника, месяц назад убитого в бою. В предчувствии опасной операции Иванчиков пребывал в том особом состоянии, когда не терпится ринуться с головою в бой, навстречу опасности, когда веришь только в свою победу и не веришь, не принимаешь в расчет того, что и сам можешь быть побежден. В бою - а он уже повоевал с поляками и с бандитами - первыми поднимаются в атаку самые молодые. Он тоже был молод, не перевалило еще за двадцать, и тоже первым бросался в атаку, получал за это и благодарности, и нагоняи. Однажды пошел один с винтовкой на пулемет в чистом поле, взял двух пулеметчиков-легионеров в плен. Тогда ему несказанно повезло: в пулемете заело ленту.

Подъезжали к следующей станции. Медленнее застучали колеса, лязгнули буфера, поезд начал притормаживать. Иванчиков вцепился в поручни, стал на ступеньки, высунулся, чтобы видеть станцию и чтоб его было видно. Приближался вокзальчик, пассажиры разбегались вдоль состава, норовя угадать поближе к двери вагона. Пятый вагон, как обычно, остановился напротив здания станции, и Иванчиков прямо перед собою увидел Сапежку. Тот подбежал к вагону, протянул Иванчикову руку, поздоровался. В тамбуре сказал:

- Получили твою телеграмму.

- А как вы тут очутились? Вы же в Гомеле.

- Видишь, не в Гомеле, вчера там был.

- А почему один, если телеграмму получили?

- А разве мы вдвоем не справимся? - В узких желтых глазах Сапежки сверкнул озорной огонек.

В тамбуре было пусто, и они разговаривали, не боясь чужих ушей.

- Надо было хотя бы милиционеров взять. Бандиты же вооружены. Самоуверенность Сапежки Иванчикову не понравилась. - И как мы их брать будем?

- Не было под рукой милиционеров. Я на этой станции случайно очутился. Дежурный дал прочесть твою телеграмму, и я скорей к поезду. А телеграмма пошла дальше по линии. Где эти?

- Там, в самом дальнем купе. В черных кожанках. И Катерина с ними. Только осторожно.

Сапежка прошел в конец вагона, заглянул в купе. Плоское лицо его перекосила злобная гримаса. Иванчиков побоялся, что Сапежка не удержится, попросит тех двоих предъявить документы, а то и еще хуже - объявит арестованными. Дернул его за полу, оттянул подальше.

- Не тот, которого я видел в Захаричах. Не тот, - сказал Сапежка. Надо искать помощников. Вон тут сколько красноармейцев.

- Так они же без оружия. Да и поверят ли, что это бандиты?

Сапежка молчал, думал, и, видно, ничего ему не приходило в голову хмурился, щурил и без того узкие глаза. Иванчиков тоже молчал, ждал, что скажет старший.

- Чего смотришь? - разозлился Сапежка. - Сам думай. - И уже спокойнее добавил: - Будем следить за ними. Дойдет твоя телеграмма и до губчека. Пошлют людей. Вот тогда и будем брать.

Это решение и было самым верным. Обоим нашлось место, причем рядом с купе, где ехали Шилин и Михальцевич. Катерина видела Сапежку и Иванчикова, но по-прежнему ничем не выдала, что знает их.

Следующий разъезд был Ксенин, и она собралась сходить. В компании все тех же своих попутчиков вышла из купе, остановилась в проходе. Оттуда увидела Иванчикова и подошла с ним попрощаться.

- Мне пора, - сказала она. - Сейчас моя станция. - И тут увидела Катерину, бросилась к ней. - Ой, тетя Катя, и ты... - Вдруг замерла, словно налетела на что-то: узнала Сивака. Тот сидел, привалившись спиной и затылком к переборке, с закрытыми глазами - дремал. У Ксении глаза расширились и словно остекленели от страха. Щеки побелели.