Обломок молнии

— Вот именно поговорить. Потому что не хотелось бы мне встречаться с твоими родными. Потом объясню отчего. Да, в сущности, и объяснять-то тут нечего… Я, знаешь ли, дядя Кеша… Приехал по делам и очень бы хотел тебя повидать. Леву, твоего брата, я все-таки помню, а вот тебя, можно сказать, и не видал совсем.

— Как?! — заорал я. — Дядя Кеша из Хантайска?

В трубке жиденький, щекочущий смех.

— Он, он самый. Так вот, я сижу в вокзале. Оккупирую центр передней скамейки. Она пустая, так что ты сразу меня разглядишь.

— Сейчас бегу!

— Постой, постой! Сейчас я должен поехать в город по делам. Давай договоримся на вечер, а? В восемь, скажем. Хорошо?

— Ладно! Дядя Кеша, а что же вы к нам-то?

Но он уже повесил трубку…

Голова у меня пошла кругом. Главное, я не знал, говорить ли о приезде дяди Кеши родителям. Дело в том, что дядя Кеша был, что называется, «позор нашего семейства».

Дядя Владя и моя мать давным-давно отказались от своего родного братца.

Когда-то, еще мальчишкой, дядя Кеша совершил какое-то хулиганство, подрался, что ли, с кем, кого-то побил. Его посадили в колонию, он убежал. Изредка приходили письма, то из Хантайска, то из Верхнеудинска, то из Кулунды. Потом и письма прекратились. Два раза дядя Владя ездил выручать его из очередной беды, устраивал на работу, но на работе дядя Кеша не задерживался. Попадал в очередную историю, куда-то исчезал.

Об этом дяде у нас в семье рассказывали чудеса. Например, вот легенда первая. Однажды в пивной дяде Кеше не понравилась какая-то компания. Особенно один тип не понравился, главарь этой бражки. Дядя Кеша подошел к типу и стукнул его кружкой по голове. Началась потасовка… На дядю Кешу навалилось человек шесть, но он всех раскидал, а потом подошел к стойке, заплатил сорок восемь копеек за выпитое, полтинник за разбитую кружку и спокойно вышел из пивной. Позже, когда его все-таки забрали и дали год, он убежал из тюремного вагона, разобрав доски пола. На ходу выскочил прямо на шпалы. Потом его поймали, срок, разумеется, прибавили.

Другая легенда. Ехал дядя Кеша, вернее, его везли в одном вагоне с уголовниками. Ну, известно, режутся в карты, ругаются. Проиграл дядя Кеша уголовникам фуфайку, куртку, всю мелочь, какая у него была, а когда ничего не осталось, то проиграл и свою фамилию. Пришлось обменяться фамилиями с выигравшим типом. На каком-то полустанке вызывают: «Хмытько!» (Фамилия уголовника.) Выходит, как условились, дядя Кеша. Повели… Оказалось, этот Хмытько имел срок — двадцать лет в колониях строгого режима (а в другом варианте — вышку). Немало тогда дяде Владе пришлось похлопотать за братца. Но срок ему за этот финт снова набавили. Вот как… В общем, срок отсидки у дяди Кеши все нарастал, и он никак не мог рассчитаться. Он уж и письма родным перестал писать, а дядя Владя поклялся больше не вспоминать о брате. Мама тоже поклялась.

Ясно, что появление «дяди Кеши из Хантайска» было бы для них не такой уж радостной новостью. Пожалуй, лучше пока ничего не говорить, решил я. Но самому-то мне не терпелось познакомиться с легендарным дядюшкой.

К тому же по этим рассказам я давно уже представлял себе дядю Кешу: здоровенный малый, как говорится, косая сажень в плечах, кулачищи — во! Косматый чуб, один глаз вприщур, глядит с хитрецой. И так далее.

Вообще-то даже страшновато. А вдруг меня втянут в какое-нибудь там темное дело? Может быть, все-таки сказать родителям? Да нет, что это я, испугался, как маленький. Сам за себя постоять не сумею, что ли? Главное, все это чертовски интересно!

Я так волновался, суетился попусту, поминутно подходил к телефону и набирал «время», что даже сам Лев наконец обратил на меня внимание.

А это не шутка — заставить моего уважаемого старшего брата обратить внимание на что-нибудь, кроме «науки» да его собственной особы.

Весь мир, по-моему, Лева делит на две части: наука, вернее, он, Лева, в науке, и все остальное. Центр земного шара — это институт, в котором он, аспирант-медик Левушка Рыбкин, священнодействует. Главное божество в этом храме — Алевтина Петровна, руководитель кафедры.

Целый день только и слышишь — Алевтина Петровна считает, Алевтина Петровна полагает, Алевтина Петровна приказала…

— Что ты крутишься около телефона? Не занимай, пожалуйста, телефон, я жду звонка Алевтины Петровны!

— А может, я тоже жду звонка!

Но Левушка уже не слышит, он углубился в свои конспекты. Он имеет такую привычку просто не замечать ничего, что творится вокруг.

Поток информации, видите ли, нынче так велик, что он, Левушка, вынужден отбирать факты, и всякие малозначительные, вроде моей особы, моих дел, моих бед или радостей, он вынужден попросту отбрасывать.