Обломок молнии

Алексей Петрович выдернул салфетку из-за ворота, скомкал, бросил на стол.

— Представь себе, имеет!

Резко двинул стулом, поднялся, грузно ступая, направился в свою комнату. Возвратился, на ходу застегивая толстый желтый портфель.

— Не понимаю, — недоумевала Вероника Павловна. — В конце концов, не в твоем же институте. Тебе-то какое дело?

Она тщательно протирала полотенцем кофейный сервиз. Любуясь, просматривала тонкие чашечки на свет. Ставила осторожно каждую вещицу на скатерть.

Алексей Петрович вдруг шлепнул тяжелый портфель на стол. Чашечки подскочили.

— Что ты?

— По моей рекомендации приняли!.. А кого?! Грязная история. Помнится, это ты меня упросила.

Алексей Петрович уставился на жену.

— Ну, знаешь ли!..

Вероника Павловна быстро собрала посуду, повернулась спиной, молча удалилась на кухню… Муж последовал за ней.

— Извини, пожалуйста… Но ты представить себе не можешь, как все это некстати. Прямо чертовщина! На той неделе состоится совет. Тема: о моральной ответственности перед молодым поколением. И доклад, вероятно, поручат мне.

— Ну и что же, — вставила невозмутимо Вероника Павловна.

Алексей Петрович побагровел. Стал заметнее седой ежик волос надо лбом.

— Уф! Что с тобой говорить. Тяжко.

Неловко начал стягивать с плеч пиджак, бросил на стул. Сдвинул галстук вбок, расстегнул ворот своей обширной накрахмаленной белой сорочки.

— Дай другой пиджак, полегче!

Вероника Павловна принесла.

— Ты ведь знаешь, — раздраженно продолжал он, — что вся общественная работа, все дрязги, да и все фактическое руководство кафедрой — все лежит на мне!

Алексей Петрович говорил громко, раздельно. Каждое слово увесисто, гулко бухало под сводами отделанной дубовыми щитками кухни. Жена возилась с посудой. Он умолк. Посидел, побарабанил пальцами по кухонному клеенчатому столу. По привычке стал разглядывать свои руки. Пальцы толстые, с квадратными ногтями, все в рыжих волосах. Желтые веснушки густо усыпали кожу — до самой кисти. Зрелище это успокаивало: привык за долгие годы — заседания, ученые советы, вечно в президиуме, вечно руки на столе, перед глазами, а глаза — вниз, на руки.

— Вот еще загвоздка — совет, — уже спокойнее заговорил он. — Придут представители дружественного, так сказать, вуза. Ректор, завкафедрой, старшие преподаватели.

— Кстати, узнаешь, как там у них Юрик наш, — вставила жена.

— А что? — насторожился Алексей Петрович.

— Да ничего!.. Спрашивала о зачетах, что-то помалкивает. Книжку зачетную искала, не нашла. И вообще какой-то странный… Как на дачу к приятелю укатил к экзамену вместе готовиться, так и не появлялся. Вторая неделя пошла! Спасибо хоть телеграмму дал… Ты бы позвонил все-таки Марку Владимировичу, как там он сдал зачеты.

Алексей Петрович хмыкнул, иронически взглянул на жену.

— Вот, вот. Он меня спросит, кого я им в секретарши подсунул, а я в ответ: «Не знаете ли, как там у вас учится мой лоботряс?»

Лоботрясом Алексей Петрович обозвал сына только так, для красного словца. На самом-то деле он гордился сыном, знал, что Юрий скорее уж идеальный студент, образец трудолюбия, талантливый физик, прекрасный товарищ. Так и в школе его всегда аттестовали. Правда, учился сын пока еще на первом курсе, но Алексей Петрович не сомневался, что со временем Юрий займет надлежащее место в своем институте… И не из последних, отнюдь не из последних!.. Ничто не пропадает даром. Воспитание есть воспитание. Спорт, музыка, языки, да что там говорить! Не жалели ни сил, ни средств!

Алексей Петрович надел пальто, жена протянула ему пушистый коричневый шарф.

— Новый?

— Специально заказывала у одной тут мастерицы. Носи на здоровье.

— Спасибо, киска.

Он поцеловал жену в лоб.

— Все-таки это счастье, что у нас не дочь, а сын, — с грустью вздохнула Вероника Павловна.

— Не вижу разницы. Воспитание есть воспитание, — повторил вслух свою мысль Алексей Петрович. — Уверен, что и дочь мы смогли бы так же отлично воспитать… Сын или дочь, не вижу разницы.

На лестничной площадке он сразу увидел Лидию Яковлевну. Крохотная женщина с бледным, горестным, каким-то козьим лицом. Вязаная серая шапочка с помпоном, такие шапки носят лыжники, лохматый лисий воротник. Суетилась у своей двери, позвякивала ключами, замок, видно, заело. Алексей Петрович, не раздумывая, направился прямо к ней.

— Лидия Яковлевна! — громко заговорил он. — Что же это творится?

Женщина прошептала что-то вроде «здрассте», кивнула, виновато улыбнулась.

— Вы получили от меня рекомендацию, воспользовались, так сказать, моим авторитетом, и вот, пожалуйста… Как же вам не стыдно! Ведь, если разобраться, это черт знает что такое! Единственная дочь, и ту не сумели как следует воспитать. С таких лет… Спрашивается, где вы были?

Слова его раскатывались в лестничных пролетах. Лидия Яковлевна втянула личико в облезший воротник. Обоими кулачками вцепилась в авоську с картошкой, так что суставы побелели. На пальце — старое, потертое обручальное колечко.

— Алексей Петрович!

Она подняла глаза.

Щеки его пылали, массивные суконные плечи громоздились, застилали свет.

— Ведь я не виновата, ведь вы тоже отец, Алексей Петрович, можете понять…