Обман

Я выгибаюсь навстречу губам своего ненормального мужчины, пока он смачиваю мой сосок слюной и легонько дует, пуская мне под кожу колкие нервные импульсы. Они стремительно стекают по венам, опускаются между ног, и я чувствую, что пальцы Марика уже там: притрагиваются к моим гостеприимно распахнутым ногам, скользят выше, на миг замирая над набухшим влажными складками. Я сама подмахиваю ему навстречу, яростным стоном встречаю пальцы, раскрывающие меня, словно сокровищницу.

— Я бы вставил тебе прямо сейчас, — охрипшим голосом признается Червинский, продолжая поглаживать меня вверх и вниз, дразнящими случайными прикосновениями дразня налитый кровью клитор.

— Всегда только обещания, — нарочно провоцирую я, зарываясь пятками в песок.

Хочется большего, и я подаюсь навстречу, абсолютно предсказуемая во всех своих желаниях и потребностях. Марик переключает внимание на другую грудь: на этот раз прикусывает ее над соском, покрывает поцелуями, доводя меня почти до бешенства, пока я отчаянно нуждаюсь в его поцелуях. Он обхватывает сосок зубами, оттягивает, сосет до болезненного онемения — и я снова громко стону, сама потираясь промежностью об его пальцы.

Его пальцы нагло проникают внутрь меня: сперва один, потом сразу два. Методичные толчки становятся быстрее, пока кончик большого пальцы не прижимает мой клитор.

Я дергаюсь от первой спирали, которая превращается в огненный поток и стекает куда-то к моему пупку.

У меня какая-то ненормальная эйфория от сочетания его пальцем у меня между ног и губ на моей груди. Он как будто сразу везде и настраивает мое непослушное тело под ритм своей мелодии.

— Буду трахать тебя так сильно, что завтракать будешь лежа, — без тени улыбки обещает Червинский, поддевая мою чувствительную плоть кончиком ногтя.

Я дрожу от предвкушения, первые волны удовольствия расползаются по телу раскаленными импульсами. Мне нужно больше. Я хочу быть с ним бесстыжей и открытой, пока он смотрит на меня вот так, и едва различимый голубой ободок его глаз наполняется раскаленным желанием.

Еще одно прикосновение к клитору, плавное поглаживание вдоль влаги.

Язык облизывает соски, губы грубо сминают их, усиливая болезненное желание кончить прямо сейчас.

И я поддаюсь ему, отпуская все, что носила в себе эти дни: обиду, боль, горечь.

Я просто выкрикиваю его имя прямо в звезды, растворяюсь в сладкий судорогах, от которых расслабляюсь и натягиваюсь с частотой раз в секунду.

Тяжело дышать.

И хочется плакать.

Но вместо этого я, как душевно больная, просто выкрикиваю имя своего мужчины, и умираю, когда он нависает надо мной, прижигая откровенным сексуальным голодом и лаской.

— Знаешь, — едва нахожу силы бормотать что-то в ответ, — это не считается за сногсшибательный секс на пляже. И не списывает единицу с минимальной программы.

— Очень рад, что мы в этом солидарны, — ухмыляется он, без пит-стопа выводя нас обоих на второй круг.

Глава сорок восьмая: Марик

Моя женщина — охеренная.

Горячая, распутная, грешная.

Она не стесняется своего наслаждения сексом — она несет его, словно корону и одним лишь этим абсолютно накрепко сводит меня с ума.

Во мне почти нет терпения, во мне едва ли жив голос разума, который уговаривает не вставлять ей сразу, чтобы не кончить со скоростью вышедшей в атмосферу кометы.

Сейчас я близок к этому как никогда, потому что ее особенный женский запах наполняет мои ноздри, лишая остатков разума и предосторожности.

Ее торчащие влажные темные соски смотрят на меня с таким призывом, что я невольно облизываюсь, вспоминая их вкус. Правда как шоколад: немного терпкие, немного сладкие.

Бля, Марик…

В жопу передышки, она уже готова: распахивает глаза, пробегает ладонями по телу, задерживаясь у груди.

Я рехнусь, я рехнусь…

Вера приподнимает ее, словно угощение, дает себя, предлагает, без всякого стыда размазывая остатки влаги большими пальцами. Я снова обхватываю ее сосок губами, втягиваю, поглаживая языком. Жестко, даже если это немного больно. Иступлено, как впервые в жизни.

Еще никогда я не был так близок к оргазму просто от того, что у меня во рту маленький теплый комок чувствительной плоти.

Вера опускает руки, поддевает край моих брюк и тянет их вниз по бедрам вместе с трусами.

Я даже не успеваю попросить об этом, а ее пальцы уже вокруг моего напряженного члена: ладонь скользит вверх-вниз, пробует и ищет нужный темп, пока я не начинаю вбиваться бедрами ей в кулак. Терпеть почти невозможно.

Что это, если не полная одержимость?

Я серьезно думал, что смогу жить без нее, если не смог вернуть? Баран.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу, стараясь удерживать вес на руках, пока Вера дрочит меня с легкостью и жесткостью, размазывает по налитой кровью голове капли влаги, и облизывает сочные губы, словно мысленно делает это языком. Если дам ей в рот — это будет очень быстро и очень бурно. Больная фантазия рисует образы, в которых она держит мой член губами, а ее горло дергается глоток за глотком. Я бы покорился ей, даже если бы ценой такому удовольствию стала моя откушенная голова.