Обман

Мэри Эллис говорила таким застенчиво-занудном тоном, слушая который Агате Шоу хотелось выцарапать девушке глаза. Однако она сдержалась и медленно повернула голову от трех больших мольбертов с репродукциями картин и рисунков, подобранных для нее Тео в библиотеке и изображавших Балфорд-ле-Нец в прошлом, настоящем и будущем. Уже полчаса она внимательно изучала их, стараясь с их помощью не только обуздать, но и сохранить в памяти тот гнев, бушевавший в ее сознании с той самой минуты, когда внук сообщил ей о причине, по которой тщательно подготовленное ею специальное заседание городского муниципального совета не состоялось. Это был спокойный тихий вечер, но ее переполнял гнев, который еще сильнее закипел в ней во время ужина, когда Тео во всех подробностях описал ей, что происходило на том заседании и после него.

– Мэри, – сказала Агата, – я, что, по-твоему, выгляжу так, что со мной надо обращаться, как с особой, изображенной на плакате о старческой немощи?

Мэри, обдумывая вопрос, так напрягла свой ум, что ее прыщавое лицо сморщилось.

– Простите, – пробормотала она и провела влажными ладонями по швам юбки.

Юбка была сшита из хлопковой ткани неброского бледно-голубого цвета, и ее ладони оставили на материале большие влажные отпечатки.

– Я еще понимаю время по часам, – пояснила Агата, – и когда я захочу спать, то позову тебя.

– Но ведь уже почти половина одиннадцатого, миссис Шоу… – Голос Мэри смолк и, только глядя на ее зубы, закусившие нижнюю губу, можно было понять, что что-то осталось недосказанным.

И Агата поняла. Подчиняться чужой воле было для нее невыносимо. Она поняла, что Мэри хочется поскорее уйти – без сомнения, для того, чтобы позволить такому же прыщавому хулигану добраться до ее сомнительных прелестей, – но сейчас девушка не могла ни уйти, ни сказать, что у нее на уме. Именно этот факт и провоцировал Агату на то, чтобы травить девушку. Но Мэри сама была виновата в этом. Ей ведь уже девятнадцать, а в эти годы уже надо уметь говорить о своих желаниях. В ее возрасте Агата почти год служила в женской вспомогательной службе королевских ВВС и уже потеряла того единственного человека, которого любила – его самолет был сбит над Берлином. В те дни, если женщина не могла ясно сказать, чего хочет, то она имела все шансы на то, что вообще не скажет ничего тому, кого надеялась встретить снова. За любой шанс следует хвататься, поскольку кто может поручиться за то, что он не последний?

– Ну так что? – участливо спросила Агата, желая подбодрить девушку. – Раз уже половина одиннадцатого, Мэри?..

– Я думала… вы не хотите… ведь это только потому, что мне полагается быть с вами до девяти. Ведь мы так договаривались с вами, ведь верно?

Агата ждала, что она скажет еще. Мэри так извивалась и корчилась под ее взглядом, словно старалась стряхнуть сороконожку, ползающую у нее по бедрам.

– Ведь уже… Ведь становится поздно…

Агата приподняла брови. По виду Мэри было ясно, что она капитулировала.

– Позовите меня, когда захотите лечь, мэм.

Агата улыбнулась.

– Спасибо, Мэри. Так я и сделаю.

Она снова погрузилась в созерцание картин на мольбертах, а Мэри Эллис направилась в дальние комнаты. На первом мольберте прошлое Балфорда-ле-Нец было представлено семью фотографиями, сделанными в период пятидесятилетней эпохи расцвета – с 1880 по 1930 год – и расположенными в хронологическом порядке. В центре находилась фотография объекта, который Агата считала своей первой любовью – Балфордского увеселительного пирса – вокруг нее, как лепестки вокруг сердцевинки цветка, располагались снимки других мест, привлекающих в те времена многочисленных гостей. Кабины для переодевания, выстроившиеся вдоль береговой линии на Принцевой косе; женщины под зонтиками, идущие по многолюдной Хай-стрит; цапли, кучкующиеся на отдаленном конце косы против того места, где с рыбачьих лодок расставлялись сети. На одном снимке был изображен известный в свое время «Отель на пирсе»; на другом знаменитые террасы, построенные в стиле эпохи короля Эдуарда, с которых открывался великолепный вид на Балфордский променад.

Будь они прокляты, эти цветные, подумала Агата. Если бы не они и их наглые требования. Сейчас они ждут, что все в Балфорде кинутся лизать им задницы только потому, что один из них получил хорошую взбучку, на которую они давно напрашиваются… Если бы не они, Балфорд-ле-Нец сделал бы еще один шаг к тому, чтобы стать морским курортом, каким он был прежде и каким ему предназначено стать вновь. О чем же скулят эти паки? Как они осмелились сорвать заседание совета, ворвавшись в зал и колотя себя в свои костлявые груди?

– Они требуют для себя гражданских свобод, – изрек Тео во время обеда, и только последняя идиотка не заметила бы, что он согласен с этой проклятой бандой.

– Может, ты соизволишь объяснить мне это? – Агата вопросительно посмотрела на внука.