Обманщик и его маскарад

– Довольно! – воскликнул космополит и надменно передернул плечами, словно избавляясь от принятой роли. – Довольно. Хватит с меня философии Марка Уинсома в ее практическом применении. Какой бы лунатической ни была эта теория, как я посмотрю, она оказывается очень прагматичной философией. Но я был бы ничтожным представителем человечества, если бы посчитал, что Марк Уинсом говорил правду, когда он утверждал, ради доказательства правоты своей системы, что ее изучение сродни формированию характера и подлинного восприятия мира! О, вы способный ученик! К чему хмуриться и тратить масло на горящий светильник лишь ради холодной головы и ледяного сердца? То, чему научил вас этот славный волшебник, вы могли бы узнать от любого старого, несчастного, разоренного, сломленного жизнью светского хлыща! Ради Бога, покиньте меня и заберите с собой последние остатки вашей бесчеловечной философии. И еще: возьмите этот шиллинг и на первой стоянке купите себе немного жареной картошки для согрева мерзлой натуры, – как вашей, так и вашего философского учителя.

С этими словами и с миной величайшего презрения на лице космополит развернулся на каблуках и оставил своего спутника гадать о том, где была сброшена маска вымышленного персонажа, и появилось подлинное действующее лицо, если оно вообще существовало. Именно «если», потому что, когда он глядел вслед космополиту, то в его памяти всплыли знакомые строки:

«Весь мир – театр; в нем женщины, мужчины, – все актеры. У них свои есть выходы, уходы. И каждый не одну играет роль».[258]

Глава 42. Где космополит входит в лавку брадобрея с благословением на устах

– Благослови вас бог, брадобрей!

В силу позднего часа, брадобрей последние десять минут провел в совершенном одиночестве; обнаружив, что это довольно скучное занятие, он решил хорошо провести время вместе с Добрым Джоном и Тэмом о’Шентером,[259] известными также под именами Сонма и Морфея,[260] – двумя отличными парнями, хотя один из них не отличался умом, а другой был сущим придурком, который, хотя и очаровывал некоторых своими баснями, не обвести вокруг пальца умных и бывалых людей.

Короче говоря, повернувшись спиной к своим лампам и к двери, честный брадобрей задремал на стуле. Поэтому, когда он вдруг услышал вышеупомянутое благословение, произнесенное кротким тоном, то вздрогнул, наполовину проснувшись, и посмотрел перед собой, но ничего не увидел, так как незнакомец стоял позади. В смущении и замешательстве ему показалось что прозвучавший голос имеет духовную природу, так что какое-то время он стоял с раскрым ртом, неподвижным взглядом и приподнятой рукой.

– Что же, брадобрей, вы собираетесь ловить птиц, бросая соль?[261]

– Ох! – разочарованно повернувшись, – Значит, это всего лишь человек.

– Всего лишь человек? Как будто человек – это ничто. Но не будьте слишком уверены в том, кто я такой. Вы можете называть меня человеком, как горожане называли ангелов, которые в человеческом облике посетили дом Лота;[262] точно так же простые евреи называли бесов, которые под видом людей выходили из могил.[263] Вы не можете прийти ни к какому уверенному заключению, судя по человеческому облику.

– Но я могу кое-что заключить, судя по одежде и манере речи, – проницательно заметил брадобрей, восстановивший самообладание и разглядывавший незнакомца со скрытым беспокойством, поскольку оказался наедине с ним. Казалось, что собеседник прочитал его мысли, поскольку он перешел на более серьезный и рациональный тон обычного клиента.

– Что бы вы там ни заключили, я хочу как следует побриться, – одновременно с этими словами он развязал галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Надеюсь, вы опытный брадобрей?

– Лучше любого брокера, сэр, – ответил брадобрей, инстинктивно перешедший на деловой тон, когда услышал деловое предложение.

– Брокера? Что общего между брокером и мыльной пеной? Я всегда думал, что брокер – это почтенный делец, торгующий определенными бумагами и металлами.

– Хе, хе! – очевидно, приняв клиента за бесстрастного шутника, чьи реплики следовало оценивать по достоинству. – Хе, хе! Вы все прекрасно понимаете, сэр. Сюда, пожалуйста, – он положил руку на мягкий стул с высокой спинкой и подлокотниками, стоявший на небольшом возвышении, который мог бы сойти за трон, если бы не отсутствие балдахина и гербовых украшений. – Садитесь, сэр.

– Благодарю вас, – садясь на стул. – А теперь, пожалуйста, объясните насчет брокера. Но посмотрите… посмотрите-ка, что это?

Он резко встал и указал черенком своей длинной трубки на позолоченную вывеску, свисавшую с потолка посреди бумажных мухоловок.