Обманщик и его маскарад

Его храбрость в бою с индейцами или в любом другом сражении не подлежала сомнению. Он покрыл себя славой, будучи офицером рейнджерской службы во время войны 1812 года. О его решительном характере рассказывают следующий анекдот: вскоре после сомнительной капитуляции генерала Халла в Детройте,[188] Мэрдок с несколькими своими рейнджерами подъехал к бревенчатому дому, где они решили переночевать. Когда они позаботились о лошадях и поужинали, хозяин дома показал полковнику лучшую постель, не расположенную на полу, как остальные, но стоявшую на ножках. Гость деликатно отклонил предложение, – вернее, отказался в одиночку расположиться на широкой кровати, – но хозяин попытался убедить его словами, что однажды на ней ночевал высший офицер. «Кто же это был?» – осведомился полковник. «Генерал Халл». «Тогда не обижайтесь, – сказал полковник, застегивая китель, – но постель труса мне не подходит, даже самая удобная». Он предпочел ложе чести и устроился на холодном полу.

Одно время полковник был членом территориального совета Иллинойса и при формировании правительства штата ему настойчиво предлагали стать кандидатом в губернаторы, но он попросил избавить его от этой роли. Хотя он не стал называть причины отказа, но его лучшие знакомые знали, что он так поступил не без причины. В официальной должности губернатора он был бы вынужден вступать в дружественные отношения и заключать мирные договоры с индейскими племенами, что было немыслимо для него. И, даже если бы такая возможность появилась, он считал, что для губернатора Иллинойса было бы неподобающе время от времени, в перерывах между законодательными сессиями, исчезать на несколько дней ради охоты на людей в пределах своего административного округа. Если даже губернаторство предлагало общественный почет и другие преимущества, оно требовало от Мэрдока гораздо больших жертв. Он не мог совместить несовместимое. Иными словами, он понимал, что жизнь ревностного охотника на индейцев подразумевает отказ от амбиций со всеми сопутствующими церемониями и мирскими благами; а поскольку религия, считающая подобные вещи суетными, возводит в заслугу отказ от них, то ненависть к индейцам, как бы ее ни рассматривали в иных отношениях, весьма похожа на монашеское служение».

Здесь рассказчик сделал паузу. Затем, после долгого и тягостного молчания, поднялся на ноги, и, поправляя покосившееся жабо и оглаживая сбившиеся складки на панталонах, выдал следующее заключение:

– Ну вот, я закончил. Заметьте, что я передал вам не мою историю или мои мысли, но соображения другого человека. Что касается вашего приятеля в енотовой шапке, то я не сомневаюсь, что если бы судья оказался здесь, он объявил бы его убедительным подобием полковника Мэрдока, который, слишком широко распространяя свои чувства, тем самым умаляет их глубину.

Глава 28. Спорные вопросы относительно покойного полковника Мэрдока

– Сострадание, сострадание! – воскликнул космополит. – Не бывает здравого суждения без сострадания. Когда один человек судит другого, то сострадание в меньшей мере является даром нашего милосердия, нежели допущением человеческой склонности к ошибкам и заблуждениям. Боже упаси, чтобы мой эксцентричный друг соответствовал вашему намеку. Вы не знаете, либо плохо знаете его. Его внешность обманывает вас; сначала он едва не обманул даже меня самого. Но я ухватился за шанс, когда, из-за раздражения против определенной несправедливости, он приоткрылся передо мной. Да, я ухватился за эту удачную возможность заглянуть в его сердце и найти нежную устрицу за створками прочной раковины. Его внешность – это маска. Стыдясь собственной доброты, он относится к человечеству сродни тому, как в романах старые дядюшки обходятся со своими племянниками, – они постоянно огрызаются на молодых, но любят их как зеницу ока.

– Что же, мы с ним обменялись лишь несколькими словами. Возможно, он не таков, каким кажется на первый взгляд, так что вы можете быть правы.