Обманы зрения

— Слушай, а тебе идет! — Антон восхищенно смотрел на нее.

— Ага, а главное — сидит как влитой! — расхохоталась Ада. — По-моему, сюда можно ещё штуки три таких как я завернуть!

Антон обнял ее.

— Останешься?

Ада решительно помотала головой.

— Никак, мой дорогой. Ночевать я должна дома. Утром Нику выводить. Сегодня вечером его за меня выгуляли, а утром — мой черед.

— А, может, и на утро договоришься? — шепнул Антон.

— Нет-нет, не получится. И вообще, папа начнет нервничать. Он последнее время привык за меня переживать, так что пока придется поберечь его нервную систему. Мне очень жаль, но я поеду домой, — твердо ответила она.

Антон покрепче прижал ее к себе.

Он терпеть не мог, когда его любовницы и подружки оставались ночевать в его квартире. Утро непременно приносило разочарование, всё раздражало, всё было не так. По дому зачем-то ходила чужая женщина, что-то делала и говорила, и ей даже требовалось отвечать! При свете дня особо остро ощущались ненужность, бездарность и бессмысленность любых подобных слов и действий.

С некоторых пор под любым предлогом он стал стараться отправить своих дам домой. Хоть в ночь, хоть куда — он вызывал такси, и очередная девица, не понимающая, что не так, и поэтому смертельно обиженная, уезжала. Правило было железное: утро Антон предпочитал встречать в одиночестве.

И вот, в первый раз за много лет ему захотелось заснуть и проснуться вдвоем, тесно прижимая к себе эту женщину, от близости которой он немедленно переставал соображать. Он не мог дать названия тому, что происходило с ним. Он только чувствовал, что удивительным образом они совпадали до такой степени, что было не ясно, где заканчивался один из них, и где начинался другой.

Ему нравилось смотреть как она двигается — свободно и вместе с тем сдержанно; как сидит — очень прямо, с уверенным спокойствием развернув неширокие плечи; как, задумавшись о чем-то, запускает пальцы с овальными коротко остриженными ногтями в рыжевато-медные пряди.

Она не пыталась произвести на него впечатление, казаться необыкновенной, умной, привлекательной, интересной. Она просто была. И он хотел, чтобы она «просто была» рядом с ним.

А она ещё говорит, что не может остаться!

— А я тебя не отпущу, — пробормотал Антон.

— Отпустишь! — засмеялась Ада и поцеловала его в грудь.

На этот раз им всё же удалось дойти до спальни.

— По-моему, у тебя мобильник звонил, — сказал Антон, когда всё закончилось, и они лежали поперек огромной кровати, притихшие и обессиленные. — Раза три, не меньше. Кто это тебя может сейчас разыскивать?

— Не знаю. Может, папа? В любом случае, надо пойти и посмотреть.

— Не надо. Давай, ещё немножко полежим.

— А вдруг что-нибудь срочное? — спросила Ада, но не встала, а лишь поплотнее прижалась к его боку и потерлась об него носом.

— Срочное — перезвонят, — уверенно ответил Антон.

Словно в ответ на его слова, где-то в недрах квартиры призывно замяукал телефон. Ада вздохнула, зашевелилась и стала выбираться из-под прижимавшей ее тяжелой руки.

Когда Антон вышел вслед за Адой в гостиную, она разговаривала, отвернувшись к широкому окну. В ту же секунду он почувствовал, что лучше бы этого звонка не было совсем. По крайней мере, сегодня. Ее узкая спина была неестественно выпрямлена, и от всей неподвижной, застывшей фигурки исходили плотные волны напряжения.

— Да, мне знакомо это имя… И что?… Ты точно уверен в том, что сейчас говоришь? — голос звучал сухо и безжизненно. — Я хочу сказать, эта информация абсолютно верна?… Ты видел документы?… Нет, мне об этом ничего не известно… Нет, не нравится, если не сказать больше… Да, я попробую уточнить, но ничего хорошего не обещаю… Хорошо. Я перезвоню, когда смогу. Может, сегодня, а может, завтра с утра… Пока… Пока!

Антон молча смотрел на эту напряженную спину. Он не мог отвести от нее глаз. Ада по-прежнему стояла у окна, постукивая телефончиком по ладони. Потом она повернулась, и Антон испуганно моргнул.

Её застывшее лицо было землисто-серым, глаза запали, и под ними резко обозначились огромные синяки. Губы плотно сжаты. Медные волосы повисли и потускнели. Тонкие руки судорожно стискивали пояс халата. Перемена в ней была тем сильнее, чем она была внезапнее. Эта осунувшаяся мертвенно-бледная женщина никак не могла несколько минут назад уютно прижиматься к нему, разнеженная, мягкая, с порозовевшими щеками и ярким нежным ртом.

Когда она заговорила, ее слова прозвучали почти равнодушно.

— Зачем ты мне солгал?

— Я тебе не лгал.

— Хорошо. Я спрошу по-другому. Почему ты мне не сказал правду?

— Скажи, а мы о чём сейчас говорим? — осторожно поинтересовался Антон, от всей души надеясь, что они говорят о разных вещах.

— Это правда, что ты купил наш «Глаз-Алмаз», и все документы были вчера подписаны?

Вот что она узнала! Причем, не так, как надо и не от него! М-да…

— Правда.

— И ты не счёл нужным мне об этом сказать?

— Я не собирался ничего скрывать, — Антон пожал плечами. — Мне просто хотелось выбрать для этой новости другое время и другое место. Точнее, я собирался поговорить с тобой об этом завтра. Хотел сделать тебе сюрприз.