Обмененные головы

Ехать долго. Авось, пока доеду, Инго уже не будет дома – о чем я по каким-нибудь признакам догадаюсь. Собственно, плана у меня никакого, просто снова говорить «гортанным голосом» в трубку мне не хотелось, да это и никуда не годилось. Все было настолько экспромтом, что в Цвейдорферхольце выяснилось: я даже не знаю названия улицы, не говоря уже о номере дома. Пришлось остановиться возле телефонной будки и полистать телефонную книгу. Галилея, одиннадцать. (Роры жили на Коперника, лучше б наоборот: все-таки Галилей в конце струсил.)

Мне уже не раз встречался такой способ раздачи уличных названий – просветительско-цеховой: Леонардо да Винчи, Рембрандт, Гольбейн, Ренуар; следующий куст: Бетховен, Моцарт, Гайдн, Верди (жребий они, что ли, бросают).

Дом одиннадцать – я едва успел скомандовать шоферу, что дальше, дальше, первый поворот налево и сразу за углом, я вспомнил, где это. За ромбами скрещенных березовых кольев, в глубине двора – глубине более чем респектабельной – я увидал Петру. Она была в халате – явно выскочила вслед за низкорослым грузно переваливающимся мужчиной с черной бородкой (надо же, у такой красавицы матери). Судя по этой мелькнувшей картинке, они ссорились: Петра что-то кричала ему, он шел (семенил) к гаражу, не оборачиваясь, – в противоположность жене Лота. Из-за угла, с риском быть опознанным какими-нибудь глазастыми роровскими соседями – «съевшими» нашу «Форель», – я подглядывал. С шумом, не отъезжающим, а скорее взлетающим, что-то красное и двухместное умчалось в направлении, откуда я приехал.

Муж уехал, любовник тут как тут. Я тесню впустившую меня Петру. В чем дело? Почему она не звонила?

Петра выглядит растерянной, еще не умывалась. При виде меня она пугается. Как я здесь очутился и видел ли я Инго? Я видел след от его машины. Я должен немедленно уйти, нам нельзя встречаться, произошло нечто ужасное, Доротея догадалась… Понятно, догадалась, если я визитную карточку на полу оставил. Я здесь потому, что она мне не позвонила и я немножко волновался… ну, успокойся. Что было? Все равно я уже здесь.

Петра сжимает руками луковичную свою головку и, всхлипывая, рассказывает. Не успели они вчера вернуться – звонок. Доротея – такой она никогда еще не была. Инго сказала только: твоя жена убийца твоего сына. И больше ни слова, повесила трубку. Через минуту снова телефон. Вилли. Инго пускай немедленно возвращается, матери плохо. Только чтоб без меня. Инго собирается ехать – снова звонок. Никуда ехать не надо, пусть даст меня. И тут Доротея мне заявляет: это я открыла дверь и впустила тебя наверх – пока они обедали – и потом снова закрыла. Она точно знает, что это я сделала. Самое благоразумное, что мне остается теперь, пойти и повеситься. Что я погубила их всех, включая и Тобиаса. И опять кричала мне, что Тобиас мертв. Она была как сумасшедшая. Не знаю, что бы она еще наговорила, – Вилли отобрал у нес трубку. Поздней она звонила еще, о чем-то говорила с Инго – и Инго после этого меня ударил, впервые в жизни. Подошел и ударил по лицу со всей силы. Он очень сильный, ты не думай.

Я должен скорей уйти, ей страшно – почему они все время говорят о Тобиасе? Они у нее его отнимут… Ну, ну, так уж сразу. Насчет того, чтоб я ушел, – чего уж теперь бояться. Лучше поговорим: что она думает делать? Все-таки я как-никак втянул ее в эту историю, я виноват перед ней. Ну, хорошо. Она успокаивается. Она пойдет приготовить кофе – пошли на кухню.

…Сейчас, момент. Гостиная – немножко соломенное царство. Папирус, бамбук, циновка. Не то Нил, не то Янцзы – не то Египет, не то «культурная революция». Но на самом видном месте изображение отнюдь не Мао и не Озириса – а Инго со своим дедом; та самая, только многократно увеличенная фотография, где дедушка потчует внука кашей (раскормил в детстве ребенка). Во мне все похолодело. Я, кажется, понял, почему Кунце так и не выучился на рояле, – понял, что меня поразило, когда я впервые увидел этот снимок: дочь Глазенаппа кормила своего отца тортом, сидя справа от него, а здесь Инго по правую руку от дедушки. Но в таком случае… а как она ей сказала: она знает, что Петра сперва открыла, а потом снова закрыла – или что она мне передала просто ключ? То-то и оно, Доротея точно догадалась, как все было, – что дверь Петра мне сама открыла и сама же закрыла. Откуда ей это стало известно?

Боюсь, Петра, на основании собственного опыта – она это тоже когда-то проделала…

11

Не убий.

Нет, я этого не сказал ей, только прошептал: так он был левша? Кто, Кунце? Она не знает – да, если судить по этой фотографии. А какое это имеет… Это имеет, но не важно. Нет, кофе я не хочу, я, пожалуй, пойду. Или… здесь должна быть эта книга – ну, где какой-то случайный гость, врач, вспоминает, как он в последний раз завтракал с Кунце: собственно, это воспоминание всюду приводится. У них есть «По ту сторону любви и ненависти» Стивена Кипниса?