Обнаженная медицина. Рассказы дерматовенеролога о суровых врачах и «везучих» пациентах

А может быть, это был вопрос экономии — зачем этому платить так много, когда можно взять другого, легко управляемого и за меньшие деньги. В общем, я оказался на улице без выходного пособия. В самый разгар компании по сокращению медицинских кадров и лечебных учреждений. Меня нигде не брали. Не потому даже, что не востребован. Компания шла такая — всех под снос. Тут бы самому усидеть. Сокращали врачей, главных специалистов, закрывали целые больницы. Получилось, как 15 лет назад, когда я приехал в Москву и не знал, что делать. Но сейчас есть семья, ее надо кормить.

Тогда я ходил на работу за зарплатой. И для меня был шок — где теперь ее получать? Сейчас я не хожу на работу за зарплатой. Если бы я тогда так сильно не переживал, я бы не достиг того, чем занимаюсь сейчас. Поэтому сейчас я очень благодарен судьбе за такую науку.

Жестокий урок? Нет. Все дело в собственном отношении к тому, что происходит. Можно обидеться на несправедливость судьбы к себе любимому. А можно использовать это как новый шанс к чему-то еще более лучшему. Когда высоко взлетаешь, падать высоко. Это все знают. А что дальше? Чем ниже ты упал, тем сильнее у тебя мотивация подняться еще выше. Если бы меня тогда пристроили куда-нибудь в теплое место, например, заведовать каким-нибудь убитым отделением, какая бы была тогда тоска.

В тот момент я уже знал про метод Mohs. Метод, который является стандартом, проверенным и утвержденным к применению практически во всем мире при лечении разных видов раков кожи. Но в РФ никто про него не знал, а если кто и слышал, то не владел. До меня в нашей стране никто никогда эту технологию не применял и не делал. Путь мой к внедрению в практику метода был долгим и непростым.

Почти два года я ездил по другим странам, клиникам, учился сам этой технологии, которая принята за рубежом и которой я занимаюсь сейчас. Я целенаправленно ездил в те клиники, где это делали. На обучающие курсы, форумы и конгрессы. Частным образом списывался и договаривался с врачами, которые практикуют этот метод. Посещал специализированные курсы и мастер-классы. Стоял днями рядом с врачами в операционных, лаборантами в патоморфологии, чтобы научиться каждому этапу, каждому движению в этой технологии.

Я пытался пробить метод Mohs в России. Как же это оказалось тяжело! Есть много способов лечения рака кожи — хирургические и деструктивные: лучевая терапия, лазерная деструкция, лазерная коагуляция, криодиструкция, иммунотерапия, фотодинамическая терапия и другие. В отечественных руководствах нет четкого указания, в каком случае какой метод надо использовать. Нет алгоритмизации. Ты волен выбрать метод, которым ты владеешь, или который просто есть возможность применить. Есть сургитрон — будем выжигать, нет его, а есть криодеструктор — будем морозить, нет его, а есть аппарат фототерапии, ну, значит, будем облучать. Эффективность методов приблизительно одинаковая. Процент рецидива и там, и там порядка 10 % при первичной опухоли и до 20–40 % при рецидивном варианте.

Внедрение нового метода в России всегда встречает огромное сопротивление как со стороны чиновников, так и со стороны коллег-врачей. А все потому, что никто не хочет терять рабочие места.

10 % — это мало или много? А как это делается во всем мире? Я читал литературу, статьи, публикации, абстракты и полнотекстовые сообщения. Ездил на конгрессы. Узнал, что, применяя метод Mohs, можно добиться рецидива менее чем в 1 % случаев. Сравните — 10 и 1! Я воодушевился, возвращаясь на родину, вновь и вновь ходил по кабинетам известных онкологов и важных чиновников. А надо мной смеялись.

Один академик сказал мне:

— Ты кто такой? Ты этого никогда не сделаешь! Тебе не дадут, и даже не пытайся! У тебя просто не получится!

Другой академик, очень уважаемый человек, профессор, доктор наук, заведующий кафедрой онкологии, сказал:

— Ты так не вовремя с этим пришел! Так это сейчас никому здесь не нужно! Давай, приходи через год! Потом поговорим. В это же надо вкладывать деньги, покупать оборудование.

На уровне ниже, среди главных врачей, профессоров вообще было неприятие, непонимание и противодействие. А как же. Это ж тоже конкуренция. Что им придется делать, если дать мне возможность делать Mohs. Не пущать, по Салтыкову-Щедрину.

Однажды мне сказали вообще удивительную вещь.

— А знаешь, почему это не надо? Это не нужно государству.

— Как так? — спрашиваю. — Иметь рецидив в 10 % случаев. Или иметь рецидив в 1 % случаев. Какие затраты несет государство на лечение этих пациентов. Колоссальное количество средств идет на лечение этих 9 % людей с рецидивами. Финансовая целесообразность в пересчете не на один отдельно взятый случай, а на всю популяцию, на лицо.

Мне говорят: