– Повторяю еще раз, слушай меня очень внимательно. – Он сделал маленький глоток, поставил стакан перед собой точно на то же место. – Я не альтруист. И не гуманист. Я не хочу использовать кардинальные меры лишь по одной причине – Лариса. Она догадается. И это здорово усложнит наши и без того непростые отношения.
Он снял кепку, положил на стол, ладонью пригладил неважные волосы. Без кепки он выглядел старым и мятым. Дряблые веки, брезгливый рот в усталых складках.
– И как же этот альтернативный вариант вы собираетесь… – я запнулся, ища слово, – осуществить?
– Это как раз просто.
Он ответил и снова провел рукой по волосам, бережно погладил макушку. Должно быть, здорово переживал из-за лысины.
– Передозировка. Обычное дело. – Он кивнул на свою спортивную сумку, что стояла у плиты. – Все с собой.
– Я даже дурь не курю! – Мне стало смешно.
– И не надо! – Он охотно согласился. – Какая дурь? Золотая доза, брат! Хмурь!
– Какая хмурь?
– Героин, дружище, героин! Который ты приобрел на Курской банке у бегунка по кличке Вялый, у него же и агрегат купил. А Вялый тебя в морге опознает. Ведь дело мы под свой контроль возьмем, сам понимаешь. И заключение патологоанатома будет как из учебника криминалистики: систематическое употребление наркотических средств внутривенно в течение последнего месяца.
– А как с консьержкой быть? – Я дернулся, забыв про браслет. – Она ж наверняка запомнила фальшивого слесаря. В кепке «Адидас». Или ее тоже бритвой по горлу?
Дядя Слава снисходительно покачал головой:
– Ну неужели ты думаешь, что я поперся через подъезд? А черный ход для кого сделан?
– Хорошо, но героин ваш – это ж полный бред! Кто в это поверит?!
Дядя Слава встал, подошел к окну. Долго там, в темноте, что-то разглядывал. Если бы не плешь, со спины его можно было бы принять за восьмиклассника. Потом он повернулся. Злой и бледный.
– Поверит? – мрачно переспросил он. – Кто поверит?
Он уставился на меня, вперился своими оловянными, как у волка, глазами.
– Те, кто верил, что Блюхера завербовала английская разведка, а Зиновьев копал подземный ход в Японию? Что Каменев замышлял отравить Сталина, подсыпав мышьяк в трубочный табак? Кто сегодня верит в нашу мирную помощь братскому народу дружественного Афганистана? Ты про них?
Он сжал кулаки.
– Ты ж понимаешь, что не партия и не Политбюро правят страной. Не эта шобла старых кретинов во главе с маразматиком Брежневым принимает решения. Не они, а мы! Мы стоим у руля! Мы!
Последнее слово он выкрикнул, но тут же взял себя в руки и продолжил тише:
– Вроде взрослый мужик, а рассуждаешь что ребенок. Не ожидал такого инфантилизма, не ожидал… Это ж тебе не книжка братьев Вайнеров и не телепостановка «Следствие ведут знатоки». И не приедет на место преступления усталый следователь с честным лицом Олега Басилашвили, и не будет бригада кропотливых криминалистов снимать отпечатки пальцев со стаканов, бутылок и дверных ручек. Но лично для тебя я, в порядке исключения, протру все ручки, вымою стаканы и неслышно выскользну через черный ход в тихую московскую ночь. А тебя найдут дня через три… По запаху.
Он втянул воздух и поднял указательный палец вверх.
– Думаю, соседский кабыздох учует – как его кличут? – спросил как бы между прочим.
– Кинг.
– Вот, Кинг и учует. Вызовут участкового, слесаря из ЖЭКа. Слесарь вскроет дверь. Участковый позвонит нам, он уже предупрежден, что гражданин Голубев находится под наблюдением как подозреваемый по делу о нелегальном обороте наркотических средств. Приедут наши люди, пригласят понятых из соседей… К вечеру весь дом будет судачить о трагической истории мальчика из хорошей семьи…
Дядя Слава, скроив скорбную мину, прошамкал:
– Внучок генерала Голубева, слыхали? Наркоманщик оказался! Папаша во Внешторге служит, а сынок героином-кокаином колется. Да и неудивительно – свободный художник. Чего еще от них, паразитов, ожидать?
Он развел руками, оскалился в улыбке.
– Но Лариса, – проговорил я медленно, – она-то не поверит.
По его лицу, точно тень от птицы, промелькнуло болезненное выражение, едва уловимый намек на гримасу, намек на боль. Я понял, что попал в цель.
– Лариса, – я повысил голос, – она догадается, она поймет. Она сегодня тут была, всего несколько часов назад сидела на этой кухне! Вот тут!
Я свободной рукой ткнул в пустой стул напротив.
– А потом в спальне. – Я говорил все громче. – В спальне было светло, но никаких следов от уколов она не увидела. Не нашла ни одного. Мы целовали друг друга, и она исцеловала каждый миллиметр моего тела, каждый изгиб, каждую…
Договорить я не успел. Он оказался рядом, на удивление быстро, почти моментально, коротким ударом вмазал мне хлесткую пощечину. Кухня дернулась, в голове точно грохнули поднос с посудой на кафель. На секунду я оглох.
– Никогда не поверит! Никогда! – В ушах, как через вату, звенели веселые бубенцы, и от этого я орал громче и громче. – Вы же из-за нее все это затеяли! Из-за Ларисы! Она и сейчас вас ненавидит, а после…
Он снова ударил.