Обнаженные ритмы

Знала я — родите скоро.

С сыном вас! Какое счастье!

Поздравляю вас, сеньора!

Сан Хосе, скажи супруге,

чтоб взяла меня в прислуги!

Не Марии привыкать

стряпать, убирать, стирать.

Петухи пропели — глядь,

уж она успела встать.

Снимет кофе с огонька —

и на улицу выходит

сладким торговать с лотка.

Сан Хосе, скажи супруге,

чтоб взяла меня в прислуги!

ПЕСНЯ

с о л о

Я свободным рожден,

я свободы желаю,

кроме бога, не знаю

я хозяев других.

Но жесток белый брат:

он хлыстами нас бьёт,

он, как скот, стережёт

чёрных братьев своих.

х о р

Тише, чёрный, замолчи,

тише, чёрный, перестань,

что ты мелешь сдуру?

Вот услышит господин,

и — карамба! — берегись:

мигом спустит шкуру.

Отдан белым белый свет,

и горька твоя судьба:

есть работа для раба,

а свободы — нет.

ФРАНСИСКО МОРЕНО

Я — Франсиско Морено, сеньор,

я в часовне у падре был,

но помочь моей горькой судьбе

и у падре не хватит сил...

Курумбé, курумбé, курумбé...

Курумбé, курумбé, курумбé...

Мой хозяин меня продаёт:

«Много лет уже, чёрный, тебе,

и с тобой слишком много забот».

Курумбé, курумбé, курумбé...

В толстой книге отметьте, сеньор,

всё имущество нашей семьи,

запишите в книгу свою

все лохмотья жены и мои.

Курумбé, курумбé, курумбé...

КОПЛАС КАНДОМБЕ

Пусть кожа моя, как сажа, черна,

красна, как вино, моя кровь,

ведь негры тоже умеют любить

и отвечать на любовь.

Часто по праздникам белый сеньор

в чёрное платье одет.

А негр в своей чёрной коже всегда —

и в этом зазорного нет.

Чёрный Бенито в обнимку всю ночь

с чёрной Тересой сидит,

чёрного парня любит навек

сердце в чёрной груди.

Конечно, Бенито чёрен, как ночь,

но для Тересы хорош;

другого с такою светлой душой

на всей земле не найдёшь.

Я ЛЮБЛЮ СМОТРЕТЬ НА НЕГРА

Я люблю смотреть на негра,

когда негр коня седлает:

ярче зёрен кукурузных

на лице глаза сверкают.

Я люблю смотреть на негра,

когда негр сидит с друзьями:

ярче мокрого графита

лоб сверкает над глазами.

Я люблю смотреть на негра,

когда негр в постель ложится:

на спине сверкает кожа

ярче перьев чёрной птицы.

ЧЁРНАЯ СВАДЬБА

Прости меня, бог милосердный,

Сан Педро, молись за меня

со дня негритянской свадьбы,

с этого самого дня.

Были чёрными папа и мама

и вся остальная родня,

а кругом были чёрные свахи

и чёрная болтовня.

Прошли они в чёрную церковь

под взглядами чёрных святых,

и падре, который венчал их,

был даже черней, чем жених.

Уселись на чёрных скамьях

в чёрных покоях своих,

а так как не было белых —

никто не кричал на них.

За белым телком послали

на радость гостям почётным,

но белого не достали

и заменили чёрным.

Постлали в чёрную полночь

на чёрных кроватях бельё,

и сделали в чёрной постели

чёрное дело своё.

ГОЛОСА

ПОЭТОВ

Луис Кане

ПЕСНЯ ИЗБИТОГО НЕГРИТЁНКА

Ой, не бейте! Ой, хозяйка,

не кричите: «Чёрный плут!»

Ой, как лупят ваши ручки —

просто колют, а не бьют!

Ой! Прекрасней ваших ручек

нет вокруг ни у кого!

Я ведь персика не трогал,

как же я отдам его?

Ой, хозяйка, вы б узнали:

может, я не виноват?

Неужели вам не жалко

драть зазря мой бедный зад?

На меня за жалкий персик

поднялась у вас рука,

хоть десяток их не стоит

даже одного шлепка!

Почему моя хозяйка

на побои так щедра,

а не вспомнит, что сама же

съела персик свой вчера?!

Ой, не надо! Ой, хозяйка,

ой, не бейте по спине!

Это так несправедливо:

персик — вам, побои — мне!

Андрес Синкуграна

КРИК ЧЁРНОЙ КОЖИ

(Перед прахом сожженного негра)

На тёмных ночных дорогах

(ночь в твоей коже и ладонях)

песню поёшь ты свою, и взметается пыль

островная,

листья пальм и высокое небо песнь твою

повторяют.

И в следах шагов твоих давних

(шаг тяжёлый, разутые ноги)

поёт чужеземная цепь, по ногам ударяя,

и следы твоих пролитых слёз вижу я на

стеблях табака,

В голове твоей негритянской

(волос жёсткий, глаза с поволокой)

песню свинцовая пуля поёт,

и поёт

жёсткий выстрел в ночи островной,

мёртвой без пения птиц.

В барабане твоём истомлённом

(звук тягучий, поверхность упруга)

вся печаль твоей песни слышна —

ветер гонит её и вверяет волна слуху верного

друга.

О Свобода, к тебе я взываю перед прахом

сожжённого негра,

Свобода глазам,

Свобода губам,

имени твоему, пролетевшему сквозь года,

чтобы в плаче моём ожить.

Свобода родным берегам

(разутое небо, глаза с поволокой,

песня звучит в барабане, натянутом туго,

ночью глухой,

спящей без пения птиц).

Свобода глазам, заблудившимся в небе

ночном...

Пусть летят песнопения негров

жалобным стоном

ввысь над телом сожжённым...

Здесь я:

стою на коленях, с пеплом твоим в ладонях,

к песне твоей прикован;

рот мой исходит криком,

взор мой наполнен ночью, умершей в твоей

коже

и в тёмных твоих ладонях.

Жорже де Лима

ДЕВЧОНКА ФУЛО

Много воды утекло,

очень давно это было,

так что быльём поросло

время, когда появилась

тут негритянка Фуло.

Эта девчонка Фуло,

Эта девчонка Фуло.

— А ну-ка, Фуло! Живее, Фуло! —

громко кричала хозяйка.—

Постель постели, детей накорми,

да поскорее, лентяйка!

Эта девчонка Фуло,

Эта девчонка Фуло.

Стала служанкой Фуло,

гнула до вечера спину:

шила, стирала бельё,

стряпала господину.

Эта девчонка Фуло,

Эта девчонка Фуло.

— А ну-ка, Фуло! Живее, Фуло! —