Обольстительная леди Констанс

А Зейнаб? Часто ли он думал о Зейнаб? Не о любви, которую он потерял, а о принцессе, о чужой жене, о женщине, которая начала новую жизнь после его отъезда? Суровая правда заключалась в том, что он вовсе не думал о ней и не пытался представить, как проходит ее жизнь. Была ли она довольна Бутрусом? Сделала ли она брата счастливым или они оба страдали от отсутствия детей? Знал это только Абдул-Меджид. Настало время все выяснить, потому что Констанс права – снова права! Он сокрушенно улыбнулся. Какой бы ни была правда, настало время ему столкнуться с ней, а затем оставить позади.

– Хорошо, государь, я немедленно приступлю к делу. Остается обсудить вопрос о том, какую компенсацию семье принцессы за нарушение контракта можно считать достаточной.

Кадар отпил мятного чая и кивнул в знак согласия, когда Абдул-Меджид предложил подлить ему чаю из серебряного чайника, который стоял на огромном подносе в центре низкого мраморного стола. Он впервые посетил покои главного визиря после возвращения в Маримон. Ему показалось, что на стеллажах, стоящих вдоль стен, стало больше книг, ковры, закрывавшие мраморный пол, выглядели поблекшими. Те же самые ковры, которые лежали здесь, когда Абдул-Меджид был главным визирем его отца. Этот стол… сколько раз он в детстве лакомился за ним шербетом после уроков? Как он мог забыть эти уроки древнегреческого и латыни? Абдул-Меджид был терпеливым и талантливым учителем. Как мог он это забыть? Но на самом деле ничего не изменилось, и в том заключалась странность. Комната осталась прежней. Несомненно, не изменилась и решимость Абдул-Меджида, чтобы все оставалось, как раньше.

– Я думал, – сказал Кадар, – что вместо драгоценных камней мы могли бы предложить Нессаре то, что получали после заключения брачного союза наши соседи. Возможность пользоваться нашим портом, – пояснил он, видя замешательство на лице старика. – Благоприятные условия как для экспорта, так и для импорта.

– Государь, по традиции пострадавшей стороне принято предлагать драгоценные камни.

Кадар вздохнул.

– Разве не удастся на сей раз изменить традицию?

– В сущности, государь, ваше предложение кажется мне превосходным; более того, мне кажется, что его благосклонно примут. Я с радостью внесу такое предложение от вашего имени. С точки зрения Нессары выгодная торговля гораздо более ценна, чем сверкающие безделушки, а с нашей точки зрения… что ж, кто не захотел бы увеличить объем торговли с таким богатым соседом?

Абдул-Меджид дернул себя за бороду, и губы его расплылись в подобии улыбки. На самом деле трудно было сказать, что он чувствовал.

– Я старый верблюд, но и я еще могу выучиться новым трюкам, государь. Какими бы трагическими ни были обстоятельства вашего восхождения на престол, ваш приезд в Маримон произошел как нельзя кстати. Если мы не решим сложные задачи нового века, мы впадем в забвение.

– Вы хотите сказать, что одобряете мои замыслы?

– Я хочу сказать, государь, что понимаю, насколько они необходимы. – Абдул-Меджид снова дернул себя за бороду и снова едва заметно улыбнулся. – Дни моего влияния остались позади. Вам не нужно мое одобрение, государь, но, если вы спрашиваете… по-моему, ваши замыслы – именно то, что нужно Маримону, и я отвечаю утвердительно.

– Когда умер Бутрус, вы сказали, что Маримону нужна стабильность, пышная свадьба, новая династия. Однако вы, похоже, не слишком огорчились и даже не удивились, когда я решил разорвать помолвку, о которой вы договорились для моего брата.

– Принц Бутрус с радостью полагался на других, которые действовали в его интересах, государь. Вы всегда казались мне человеком, который предпочитает принимать решения самостоятельно, правильные они или нет.

Как всегда с Абдул-Меджидом, они одновременно разговаривали на две темы, и его словам можно было приписать двойной смысл. Именно такие разговоры Кадар много раз вел в интересах добра и справедливости. Семена его собственных дипломатических навыков, скорее всего, были посеяны человеком, который сейчас сидел за одним с ним столом, но Кадар решил, что настало время откровенности.

– Был ли мой брат счастлив в браке с вашей дочерью? Нет, Абдул-Меджид, не качайте головой и не пожимайте плечами. Мне нужен честный ответ.

И все же Абдул-Меджид покачал головой и пожал плечами. Отпил глоток чаю. Затем другой. И третий. А потом сделал то, что делал редко. Он посмотрел Кадару прямо в глаза.

– Он был доволен, насколько мог быть доволен такой человек, как ваш брат, женщиной, которая не в состоянии была подарить ему наследника. У принца Бутруса, как вы, наверное, догадываетесь, были другие женщины, но он вел себя благоразумно. Сомневаюсь в том, что моя дочь что-то подозревала, иначе она бы поделилась своими подозрениями со мной. Я всегда знал, что происходит у нее в душе.

Подобно Кадару, Абдул-Меджид всегда тщательно подбирал слова. Неужели это признание вины?

– Значит, вам должно быть известно, что она любила меня, хотя то, что так долго казалось бесспорной истиной, теперь стало вопросом.

Абдул-Меджид мучительно долго медлил с ответом. Он снова тщательно подбирал слова.