На совете Стессель ни слова не говорил о положении крепости, да истинного состояния ее и не знал. Обратившись к присутствовавшим, он предложил высказаться «что делать». Хотя Стессель не поставил вопроса прямо, сдавать крепость или продолжать оборону, офицеры поняли, что он собрал их именно для этого. По обычаю говорили сначала младшие чином. Взявший [207] слово начальник штаба 7-й дивизии капитан Головань заявил, что нужно продолжать воевать. Подполковник Дмитриевский, начальник штаба 4-й дивизии, говорил нерешительно, но в выводах все же заявил, что обороняться еще можно, а сколько времени — это будет зависеть от активности неприятеля. Подполковник Поклад коротко заявил: «Держаться необходимо на 1-й позиции». Его поддержал подполковник Хвостов, добавив: «До последней крайности». Категорически высказался против сдачи крепости полковник Петруша, заявив, что отказываться от дальнейшей обороны несвоевременно. «Положение тяжелое, но только относительно... — сказал он. — Если нам тяжело, то и им не легче; если [208] нас мало, то и их мало Они понесли очень тяжелые потери, и дух их также подорван{164}. Безусловно отказаться от дальнейшей обороны еще несвоевременно».
Особенно энергично высказались за дальнейшую борьбу боевые полковники Семенов и Мехмандаров.
Начальник артиллерии генерал-майор Белый заявил, что снарядов еще достаточно и можно отбить два больших штурма.
За дальнейшую оборону энергично высказался полковник Ирман, который заявил: «Пусть у нас теперь 8 тысяч, будет 4 тысячи, 2 тысячи, наконец 500 штыков — все продолжать оборону».
После полковника Ирмана выступил полковник Рейс — начальник штаба укрепленного района. Нет сомнения, что его выступление было заранее подготовлено и согласовано со Стесселем. Рейс сказал, что «вопрос состоит лишь в том, что лучше — оттянуть ли сдачу крепости на несколько дней или даже часов, или спасти жизнь двух десятков тысяч безоружных людей. То или другое решение вопроса, конечно, есть дело личного взгляда, но казалось бы, что последнее важнее, и потому, раз второй линии будет угрожать серьезная опасность, этой линией следует воспользоваться как средством для возможности начать переговоры о капитуляции...» {165}. Рейс убеждал офицеров, что крепость являлась главным образом убежищем флоту, а раз флот погиб, следовательно, отпала необходимость и дальнейшего сопротивления, что крепость оттягивала на себя сто тысяч солдат противника, чтобы дать возможность Куропаткину сосредоточить армии в Маньчжурии, и что эта необходимость тоже отпала. Наконец, Рейс, как и Фок, заявил, что, сколько ни сопротивляйся, выручки не будет и в конце концов крепость падет.
Но Рейс не нашел среди офицеров единомышленников. Его никто не поддержал. Выступавшие после него генералы и адмиралы считали необходимым продолжать оборону. Генерал-майор Горбатовский заявил: «Мы очень слабы, резервов нет, но держаться необходимо и притом держаться на передовой линии» {166}. Его поддержал генерал-майор Надеин. Генерал-майор Никитин подверг критике аргументы Рейса и заявил, что прошло уже два месяца, как противник подошел к фортам и не может продвинуться дальше, и что если русские отойдут даже на вторую линию, [209] японцы поведут против нее инженерные работы, так как штурмовать они не способны. Дальше Никитин сказал, что на второй линии можно держаться месяц, снаряды еще есть и личный состав крепости может сражаться.
Генерал Фок заявил, что все позиции крепости, кроме Китайской стенки, ничего не стоят и поэтому оборонять их не нужно. Он сказал, что пехотой оборонять укрепления вообще нельзя, хотя фактически основной силой обороны крепости была пехота, которая, как правило, и отражала все штурмы противника.
Комендант крепости генерал-лейтенант Смирнов заявил, что о сдаче крепости не может быть и речи до тех пор, пока есть продовольствие, которого может хватить примерно на полтора месяца.
Высказывания большинства офицеров за дальнейшую борьбу отразили общее настроение гарнизона крепости. Что касается капитулянтов, то они никакой поддержкой среди действующих войск [210] не пользовались. Наоборот, известно много случаев, когда солдаты и матросы заявляли, что они опасаются как бы генералы не отдали Порт-Артур японцам. Это было верное предчувствие, но оказать противодействие внутренним врагам солдаты не могли: предатели держали всю власть в своих руках и действовали замаскированно, обманом.