— Думаю, это должно подойти тебе… — положил он рядом вещи, на которые я даже не взглянула. — Там еще специальный комплект… Его нужно надевать первым. На случай, если придется перекидываться…
Говорил Калина с трудом, словно выдавливая из себя. На меня не смотрел. Взгляд его был направлен на руки, что он сцепил в замок перед собой и сжал с такой силой, что мне даже показалось, будто услышала хруст костей.
— Калина, миленький, что случилось? — присела я перед ним, не замечая, что простыня сползла, оголяя меня до пояса. Голос мой вибрировал, а волнение зашкаливало. — Что-то с отцом?! — на пределе сил выпалила я, едва не лишившись сознания.
— Господи! Какой же я дурак!
Калина словно пробудился от долгого сна. Встрепенулся и подхватил заваливающуюся меня. Вернул на кровать и крепко прижал к себе.
— Прости, малыш, что так сильно напугал тебя. Не переживай, отца твоего еще нет в клане.
Он покрывал мое лицо поцелуями и что-то еще говорил. А у меня наступило настолько полное расслабление и успокоение, что слышала его где-то очень далеко, через толстый слой ваты. В себя приходила постепенно, прижимаясь что есть силы к Калине. Он мне не мешал и не торопил, лишь поглаживал рукой по спине и периодически целовал в макушку.
— Что же все-таки случилось? — снова заговорила я, когда полностью успокоилась и смогла это делать нормально. Одновременно с этим сообразила, что прижимаюсь к Калине обнаженным телом, и ласки его уже далеко не так невинны, как до этого, что дышит он уже прерывисто, а одна его рука накрыла мою грудь и ласкает сосок. С этим нужно было что-то делать, как бы мне ни хотелось забыть обо всем в его объятьях и отдаться поднимающейся внутри меня страсти. Сейчас точно не место и не время! А потому я решительно отстранилась от него и прикрыла наготу простыней. — Я вижу, что случилось что-то серьезное. Расскажи.
Калина тоже немного пришел в себя и уже не выглядел настолько расстроенным, скорее сосредоточенным сверх меры.
— Случилось… — медленно произнес он, — Лука нарушил устав, и теперь его ждет суд.
Он внимательно смотрел мне в глаза, изучая реакцию. А что же в ту минуту почувствовала я? Сначала я удивилась, потому что даже мысли не допускала, что виновником такого состояния Калины может быть Лука. Потом разозлилась, что вела себя настолько эгоистично и ни о ком кроме себя не думала. И лишь после всего в душе шевельнулось волнение за Луку. А окончательно добила меня потаенная радость, что волнуюсь за него не как за любимого, а скорее, как за брата, мол, что еще мог натворить этот балбес.
— И что же он сделал? — как можно спокойнее уточнила. Очень надеялась, что получилось скрыть весь тот букет чувств, что испытала в считанные секунды. — Это как-о связано с Елизаветой?
— Откуда ты про нее знаешь?
— От твоей сестрицы. Да и видела я их…
Я вспомнила прием, и как Лука обхаживал эту надменную красавицу. И снова испытала только лишь сострадание. Определенно, мне стало легче, чему я не могла не радоваться. Мои чувства к Луке менялись с космической быстротой и благодарить за это я должна была Калину. Глядя на него сейчас, я даже представить не могла на его месте кого-то другого, а уж тем более Луку, к которому все сильнее проникалась сестринской любовью. Но сейчас опять же было не время анализировать собственное состояние. Впереди по-прежнему маячила неизвестность, и проблем у нас только прибавилось благодаря моему непутевому братцу.
— Елизавета из очень древнего клана, гораздо старше и могущественнее нашего. Она сестра альфы и вот уже несколько лет помолвлена. По их законам помолвка разрывается либо по обоюдному согласию сторон, либо же в случае смерти одного из нареченных. А Лука… Кажется, он имел глупость увлечься женщиной могущественнее и старше его.
Калина о чем-то задумался, но я не дала ему замолчать надолго.
— Любить кого-то — разве это преступление?
— Нет, конечно, — тряхнул он головой, выныривая из задумчивости, и так ласково посмотрел на меня, что сердце в груди трепыхнулось, кажется, от радости. — Любить мы можем кого хотим, но нарушать установленный ход событий нельзя. Особенно, если это записано в уставе клана.
На это я многое бы могла ответить. Например, что в мою жизнь вмешались настолько вероломно, что тут уж речь шла даже не о нарушении правил каких-то, а о преступлении, если бы совершил его не безумный дух. Можно было бы развить тему насильного удерживания здесь танцовщиц, что тоже нарушало все мыслимые и немыслимые законы. Но что-то мне подсказывало, что под законами Калина имел далеко не общепринятые, а какие-то свои, медвежьи. Да и вряд ли стоило обсуждать с ним все то, с чем я была не согласна, по крайней мере, сейчас.
— Не любовь Луки преступление, а то, что застали его в спальне Елизаветы. Она виновата не меньше, и ее тоже ждет наказание. Но к членам клана устав не так суров, как к посторонним.