— Послушай… Ну ты ведь разумный… — я запнулась. Хотела сказать «человек», но передо мной сейчас стоял настоящий зверь, что идет на поводу у собственных инстинктов. — Нельзя просто так кому-то мстить. Особенно если этот кто-то не так уж и виноват.
Я свято верила в то, что говорила. Если и была вина за моим отцом, то лишь в том, что когда-то связался с Еленой. Но это случилось очень давно, когда оба они были молоды, а сейчас… Сейчас я должна была спасти его, чего бы мне это ни стоило.
— Отпусти его, и я стану твоей по доброй воле! — выпалила я, не успев как следует подумать.
Смех Гордея глухо прокатился по комнате, не отражаясь от стен, а впитываясь в них, смешиваясь с пылью и оседая у моих ног.
— Ты и так уже моя. А волю свою оставь при себе.
— Но я принадлежу Калине. У меня его клеймо, — показала я ему шею, чувствуя как снова подступают к глазам слезы.
Вот уж не думала, что вид клейма может разозлить Гордея еще сильнее. Он буквально сдернул меня с досок, зарычав при этом, и прижал к стене, сдавливая шею своей лапищей.
— Калина дурак! — прошипел он мне в лицо, не замечая, как я стремительно бледнею от удушья. Рука его все сильнее сдавливала мою шею. — Пошел на поводу у собственной страсти и заклеймил тебя. Нарушил мой приказ, не подчинился власти альфы!..
— Ты меня задушишь… — прохрипела я, чувствуя, как слезятся глаза и сознание все сильнее затягивает вязкий туман.
Гордей что-то еще говорил, но все мои мысли в тот момент сосредоточились на том, чтобы выжить. Я вцепилась в его руку и силилась отлепить ее от моей шеи. А потом все изменилось — мою шею оставили в покое, и надсадный кашель не заставил себя ждать.
— Не смей прикасаться к ней!
Это говорил Калина, и я бы обязательно возликовала, если бы справилась с кашлем и отделалась от слез, что буквально заливали глаза, из-за которых я не видела ровным счетом ничего. И дышать пока получалось через раз. Стоило только вдохнуть глубже, как снова горло сдавливал спазм, с которым и пытался справиться кашель.
— Она моя!..
— Ты не в себе, брат. Успокойся, и мы все обсудим.
— Ты нарушил приказ!
— Такие приказы даже альфа не вправе давать…
Кажется, рычание усилилось. Сквозь него уже с трудом получалось разбирать слова. Я уже могла рассмотреть братьев, что стояли друг напротив друга, но картинку все равно заволакивал туман, четкость никак не возвращалась. В какой-то момент мне даже показалось, что чары Елены спали, и моему зрению снова требуется коррекция.
Ругань перешла в потасовку, это у меня получилось разглядеть. Да и с каждой минутой видела я все лучше. Калина сцепился с братом. Впрочем, что-то мне подсказывало, что он-то как раз всячески старался избежать драки, и первым на него набросился Гордей. Нервы того сдали окончательно. Они уже не говорили, а рычали безостановочно. Не сразу сообразила, что тела дерущихся стремительно меняются. И вот уже передо мной были два огромных медведя, что вцепились друг другу в пасти, кто кого передавит и порвет первый.
Честно, ничьей смерти я не желала. Даже властного альфу готова была помиловать, невзирая на все грехи. А за Калину так и вовсе боялась, хоть и не понимала, кто из медведей он. Оба они были одинаково крупными и боролись на равных. Драли когтями шкуры друг друга, сжимая челюсти все сильнее. На пол уже капала кровь, я же впадала во все больший ступор от ужасного представления, свидетельницей которого стала.
Постепенно один из медведей начал явно уступать другому. Он все чаще спотыкался и временами пятился назад в попытке отдышаться, которую противник ему не собирался предоставлять. Наоборот, пользуясь слабостью соперника, он нападал все активнее, тесня слабеющего к стене. Нехорошие предчувствия зарождались в душе. Я по-прежнему не понимала, кто есть кто, но почему-то была уверена, что не способен Калина на подлость. А в том, что более сильный медведь действовал подлыми методами, не сомневалась.
И вот противник оказался почти поверженным. Не устояв на лапах, один из медведей повалился на пол. Тяжело, неуклюже плюхнулся. И тогда он повернулся в мою сторону. Прочитав отчаяние в глазах зверя, я отчетливо поняла, кто именно лидирует в схватке. И так мне стало страшно и тоскливо, хоть вой. Только вот я не завыла, а зарычала. Утробно, протяжно. На этот раз мне даже не пришлось ничего предпринимать — инстинкты все сделали за меня. Я не почувствовала, как кости выпирают, как обостряются все чувства. Взгляд мой был прикован к тому, кто уже разинул пасть во всю ширь и собирался клыками вцепиться в шею противника.
Никогда бы не подумала, что обладаю такой силой! Но ее хватило, чтобы одним ударом лапой отбросить Гордея с Калины. Конечно же, внезапность тоже была на моей стороне, но и умение сражаться появилось ниоткуда. Я готовилась дать достойный отпор разъяренному зверю, который уже поднимался на задние лапы, протяжно рыча, и не выглядел слабым, совершенно не думая, что могу оказаться гораздо слабее его. Гораздо больше голову занимали мысли, что должна защитить Калину, загородить его собою, не дать ему умереть от когтей и клыков родного брата.