Оборотень на щите

Изнутри штормовой волной вдруг хлестнула ревность, которую Ульф душил в себе эти два дня. Лицо сразу обросло шерстью. Спина ссутулилась…

И Ульф, внезапно испугавшись самого себя, поспешно разжал кулак. Меч, прихваченный из опочивальни, упал. Ульф пошел по-волчьи, приминая траву без шороха. Без звука.

Он ожидал, что Ингульф поведет его к женскому дому, но тот почему-то свернул к кладовой. Перед ней стояли трое волков, отобранных им для Свейты — и это была очередная странность.

В довершение ко всему, дверь кладовой оказалась распахнута. С нее исчезли свинцовые печати. А громадный замок, оттопырив дужку, висел теперь на ушке отодвинутого засова.

Ингульф в ответ на взгляд Ульфа легко пожал плечами.

Значит, это он, подумал Ульф. Ингульф всегда был ушлым, он смог бы открыть гвоздем замок…

Но зачем Свейта без спросу забралась в кладовую? Что она натворила, с кем из волков связалась?

— Холегсдоутир ждет тебя внутри, — уронил Ингульф.

— Почему она там? — придушенно спросил Ульф.

Оборотень отозвался:

— Твоя жена расскажет об этом сама. Мы знаем немного. Только она знает все.

Потом Ингульф отступил к трем волкам, что сторожили кладовую. От всех четырех дружно пахнуло тревогой…

Ульф молча метнулся в кладовую.

Шесть ступеней вели вниз. Ульф перемахнул через них, не глядя. Внутри кладовая делилась на три узкие длинные клети. Дверь посередине была распахнута. Он нырнул внутрь с разбега — и застыл у порога, боясь подойти слишком близко, боясь не сдержаться…

Свейта стояла по правую руку, рядом с кожаными мешками, приваленными к стене.

— Идти туда, — строго, почти сурово велела она. — Смотреть в угол.

Следом Свейта вскинула руку, указав на дальний угол, где ряд мешков заканчивался. А Ульф, задыхаясь от ревности и злобы, уронил:

— Это ты подбила волков открыть кладовую? Что еще ты сегодня натворила, Свейта?

Уши докладывали ему, что в углу нет ничего живого. Нос чуял вонь грубо выделанных мешков и слабый запах шерсти. Медвежьей и овечьей.

— Смотреть в угол, — Свейта сдвинула рыжие брови, веснушки на ее побледневшем носу потускнели. — Идти. Я боюсь. Потом я рассказать тебе все.

Ульф помедлил. От Свейты и впрямь тянуло страхом. Зато не пахло чужим потом…

— После говорить. Смотреть там. Важно, — подстегнула его Свейта.

Он отвел от нее взгляд, ссутулившись еще больше. И пошел в угол, слыша за спиной шаги жены. По пути заметил, что веревки с печатями на мешках зачем-то подрезаны. Потом Ульф разглядел в углу сверток, накрытый медвежьей шкурой…

Сзади вдруг зазвенело. Переливчато, звонко.

И обернувшийся Ульф увидел, как Свейта опрокидывает на пол уже второй кожаный мешок. Монеты рассыпались по каменным плитам с радостным звоном.

Дверь клети тут же захлопнулась, кольнув ему ноздри запахом Ингульфа. С той стороны грохотнул засов.

А Свейта быстро пнула третий по счету мешок. Высокий, набитый доверху, с подрезанными завязками. Затем она подхватила опустевшие кожаные кули. Метнулась к стене напротив, схватилась за очередной куль…

По полу опять раскатились монеты. Под светом альвова огня насмешливо блеснул металл.

— Серебро, — хрипло сказал Ульф, не сдвинувшись с места. — Зачем это, Свейта?

— Ты не выходить, — убежденно ответила она. — Я сторожить тебя. Запереть со мной, пока не приплыть Хальстейн.

— Зачем? — рыкающе повторил Ульф.

Путь к двери закрывали монеты. Что хуже всего, вокруг Свейты тоже блестело серебро.

— Ты узнать, — пообещала Свейта. — И альвы скоро узнать. Они снять чары.

Ульф негромко клацнул клыками. От вида серебра ярость закипала сильней, и он, чтобы успокоиться, выдохнул пару раз. Только после этого бросил:

— Ты обещала что-то рассказать, если я дойду до угла. Я слушаю.

Пусть сначала выложит все, мелькнуло у него. А то слишком много недомолвок. И подозрений…

— На тебе чары, — без запинки объявила Свейта. — Помнить пояс? После него ты обрастать шерсть сразу. А следом тебе нужен альвийский волос. И все хуже. Все сильней. Это чары альв.

Ульф шагнул к ней, аккуратно поставив босую ступню между монетами, что раскатились по полу. Спросил приглушенно:

— И как ты собралась меня сторожить? Серебро я сейчас отгребу тем свертком, что в углу. Надо будет, и штаны ради этого сниму. А потом все равно выйду… жена.

Лицо Свейты дрогнуло, она поджала губы. Затем шагнула вперед, не отводя от Ульфа глаз, и притоптала горку монет, разбросав их по полу. Уронила, остановившись:

— Ты спать другой женщина. Ты обнимать другой женщина.

Ульф пригнул голову, соглашаясь — и вздрагивая от ярости. Сердцебиенье, отдававшееся в ушах, сливалось в звериный вой.

— Но ты говорить правду, я твоя жена, — сердито заявила вдруг Свейта. — За тебя, против чары… я бросать серебро. В тебя. И твоя шкура больно жечь. Сидеть тут, Ульф. Не брать ничего. Не выходить.

— Да ты сдурела, — буркнул Ульф, не стесняясь в словах. — Я не могу отсиживаться…

— Ты могу, — перебила его Свейта. — Твой отец смотреть за крепость. И дядя, и брат. А волки сторожить кладовая. Тогда альвы убрать чары.

— Нет никаких чар, Свейта, — отрезал Ульф. — Я снимаю человечью шкуру, как у нас бывает.