Ему стало казаться, что понемногу даже жизнь здесь становится не такой невыносимой. Хотя было несколько моментов, которые его напрягали: Теодор Нотт по-прежнему не разговаривал, лишь отводил глаза, когда к нему приходил Драко; замкнулся в себе Канингтон, и Драко никак не удавалось вытащить его из этой непонятно из чего образовавшейся раковины; а, главное, воспоминания о Поттере не давали ему спокойно жить!
Когда в ночь со среды на четверг он был вынужден в третий раз за начавшуюся неделю покинуть казарму и, разбудив Барнза, подставить задницу под вибро-пробку, пришлось признаться себе, что его теория о закономерной реакции юного тела на интимную ласку рушится как карточный домик. Это была не простая реакция тела, он потихоньку сходил с ума по… О, Мерлин, по Гарри Поттеру!
— Кажется, в ночь с субботы на воскресенье нам с вами спать не придется, Малфой, — вздохнул Барнз, осматривая припухшее от возбуждения колечко анального сфинктера Драко перед тем, как ввести в него палец с любрикантом.
Малфой тихо застонал от прикосновения и с трудом заставил себя не податься назад.
— Почему? — он сейчас плохо соображал, Барнза пришлось ждать около получаса, пока тот заканчивал обработку ран Теда, и сейчас, стоя перед колдомедиком кверху задом, Малфою было совершенно не до разговоров.
— Потому что, юноша, если он так заводит вас, когда его нет рядом, что будет, когда он появится вновь? — Барнз провернул во влажном анусе палец, размазывая любрикант по стенкам кишки, и Драко, жалобно заскулив, потянулся к члену. — А так как отказать ему в вашей встрече администрация лагеря не сможет, — колдомедик шлепнул его по руке, — придется мне вас всю ночь «сушить», чтобы на свидании ничего и шевельнуться не могло.
— Убью, Поттер… — простонал Малфой. — Только приди…
========== Глава 12. Друг, однокурсник… почти брат ==========
После очередной разрядки Драко долго лежал, не в силах даже потянуться за салфеткой. Яйца гудели, в заднице приятно пульсировало, и шевелиться не хотелось совсем. Он и не шевелился, закрыв глаза, уже полностью восстановив дыхание и лениво размышляя о том, успеет ли он утром принять душ, и сильно ли будет ругаться Барнз за испачканную постель.
Полубессонные ночи последней недели, сопровождающиеся многократными оргазмами, и довольно активные трудовые будни брали верх над природной чистоплотностью… Но сперма начала подсыхать, неприятно стягивая кожу, и Драко уже собирался все же заставить себя что-то предпринять, когда в тишине вдруг скрипнула кровать Нотта.
Малфой замер. Вот уже почти неделю Нотт лежал, не шевелясь, и закрывал глаза, когда Драко появлялся в поле его зрения, словно не хотел видеть друга, словно Малфой был очень сильно виноват перед ним.
Так как Теодор почти не двигался, Барнз перестал мучиться его связыванием. Запястья парня были травмированы, да и обычная больничная кровать плохо подходила для безопасной и крепкой фиксации. И сейчас Малфой из-под прикрытых век наблюдал, как Тед впервые за несколько дней сам встает с койки.
Драко безумно боялся его спугнуть. Вдруг он, наконец, приходит в себя? С другой стороны, Нотт мог встать и для того, чтобы повторить попытку…
Малфой ждал, чувствуя, как от напряжения сводит мышцы. А Тед, замерев на миг у кровати, медленно шагнул в его сторону. Сердце Драко бешено заколотилось. Друг шел к нему! Только не спугнуть!
Он пытался дышать ровно и изо всех сил старался выглядеть спящим. Нотт остановился у кровати Малфоя и долгие, мучительно долгие несколько секунд неподвижно смотрел на него, а потом опустился рядом на пол и, обняв колени, уставился в темноту.
Малфою хотелось протянуть руку, чтобы коснуться взъерошенной макушки и, в который раз, сказать, что все хорошо… Но внутреннее чутье останавливало парня. Тед что-то шептал, и Драко изо всех сил прислушивался, но то ли слух у него был неважный, то ли друг проглатывал половину слов - ни одной фразы Малфой так и не расслышал, лишь выхватывал из звенящей тишины отдельные короткие слова: «Папа… Прости… Знаю… Драко… Не могу… Папа…».
Сердце болезненно сжалось. Малфой со школы помнил, как трепетно относился Тед к отцу, как радовался редким письмам, как долго и тщательно писал на них длинные ответы. Матери у Нотта не было, Тед ее даже не помнил и, возможно оттого, нисколько не печалился по этому поводу. Но папа для маленького Нотта был центром Вселенной, точкой опоры, непробиваемыми доспехами.
И сейчас, когда Теодору было так плохо, что он не мог говорить даже с друзьями, он разговаривал с Ноттом-старшим. Что-то рассказывал, за что-то просил прощения. Драко тоже очень часто хотелось поговорить с родителями, но его останавливала мысль, что так - в пустоту - общаются с мертвыми, а мама и папа были живы, и он ни на миг не допускал, что могло быть иначе. Но вот, Тед, возможно, допускал…
Нотт вернулся в кровать так же неожиданно как и покинул ее. Лег, как обычно свернулся калачиком и замер. Драко прислушивался еще несколько минут к его тихому дыханию, а потом медленно начал проваливаться в сон, так и не избавившись от следов последнего оргазма.