Оборотная сторона любви. История расставаний

В начале июля Симона прибывает в Чикаго. Но все идет не так, как предполагалось. Они встретились, но счастье, которое она себе обещала, омрачалось политическими событиями: в июне разразилась война в Корее, международное будущее представлялось туманным, а сенатор Маккарти начал охоту на ведьм — против левых, заподозренных в коммунизме. Симоне тревожно. Она почувствовала, что все изменилось, едва ступив на американскую землю. Олгрен кажется чопорным, отстраненным, разочарованным, и реальность предстает перед ней во всей своей грубости. «Ничего не случилось, он меня разлюбил». Первая их ночь проходит так, как если бы два незнакомых человека спали в одной постели. Это конец, но почему? Симона изливает душу в письме Сартру: «Когда мы легли в постель, я спросила, что происходит. Он коротко сказал, что не любит никого другого, но что что-то умерло…» Немного позже Нельсон был более откровенен: он сыт по горло эмоциональными бурями, страстными и короткими встречами; он даже возобновил отношения с бывшей женой. В его голосе нет никакой агрессии, он даже насвистывает, чтобы успокоить ее или себя: «Тем не менее мы отлично проведем лето», — оправдывается он. Стоит ли придавать любви столько значения? Это удар для Симоны, она больна, ее лихорадит, она рыдает каждую ночь, чувствует, что попала в ловушку: что она делает здесь, за тысячи километров от своей страны? Ей предстоит снова научиться жить и пройти эти мрачные дни час за часом: пережить личную катастрофу на фоне неминуемой войны.

Это лето все же будет иметь свою прелесть; дружба как будто иногда возвращается, по крайней мере они оба хотят в это верить. По обоюдному согласию они спят в разных постелях — «безразличие рождает безразличие»; лицо Нельсона часто непроницаемо, но иногда на нем проскальзывает любовь. Симона постоянно пишет Сартру и анализирует свое душевное состояние, сознавая всю абсурдность сложившейся ситуации, этой пародии на супружескую жизнь. Она мечтает вернуться в Париж и провести с Сартром «счастливую старость». Сартр наконец порвал с Долорес, он день и ночь работает — не без помощи коридрана[67]; сама она пишет по семь-восемь часов в день и заканчивает квазиавтобиографический роман «Мандарины». Возвращение имело горький привкус, потому что перелета на самолете недостаточно, чтобы заглушить чувства: «Я люблю вас так же, как когда попала в ваши обманчивые объятия, иными словами — всем своим существом», — пишет она Олгрену. Но ответ таков: «Хватит слез».

В сентябре 1951 года Бовуар возвращается в Чикаго: это будет ее пятый и последний визит. В июле американские власти отказали ей в визе, но в августе по запросу посольства ситуация была улажена, и она улетела. Они договорились провести это время мирно. И действительно, Олгрен в хорошем настроении, весел, он решил вновь жениться на своей бывшей жене; Симона работает по шесть часов в день и принимает солнечные ванны на берегу озера, заканчивая эссе о маркизе де Саде. Она пытается жить в свое удовольствие, не муссируя вновь и вновь их историю, и прощание с Олгреном было кратким, не без некоторого стеснения с обеих сторон. В мемуарах это изложено более понятно и меланхолично, чем в письмах к Сартру: «Я думала о том, что никогда больше его не увижу, не увижу ни озера, ни этого песка, в котором что-то клевали маленькие длинноногие птицы; не знаю, о чем я жалела больше: о человеке, о пейзаже или о себе самой». Нельсон тоже ностальгирует, видя этот закат любви, и признается, что дружбы между ними не будет: «Никогда я не смогу дать вам что-то меньшее, чем любовь». Эти слова стирают холодность последних недель.

Итак, любовь все еще жива. Откуда же это решительное прощание, делающее ее отъезд столь горьким, столь невыносимым? Симона, «физически больная», не прекращает плакать в нью-йоркском отеле, где проводит последнюю американскую ночь в октябре 1951 года. И пишет Олгрену письмо, больше похожее на попытку оправдаться: конечно, она не отдала ему свою жизнь и постоянно чувствует вину за это; но она отдала ему сердце, и рана, которую нанесло расставание, не заживает. Беззащитная, разбитая, садясь в самолет, который должен унести ее во Францию, она все еще надеется, что события круто развернутся: «Не дайте мне оторваться от вашей любви, не говорите, что ее больше не существует». Ответ Нельсона будет ясным, простым и бесповоротным: «Любить женщину, которая тебе не принадлежит, быть на вторых ролях без надежды когда-либо занять главное место в ее жизни, — это неприемлемо. <…> С тех пор я постоянно пытался отобрать у вас свою жизнь». Ни тот ни другая не выносят решительного разрыва. Давшая трещину любовь не желает умирать, женщина «сломленная», с которой как будто содрали кожу, не может принять пустыни будущего.

Память — это пытка