— На очереди дня стоит усиление Госплана, повышение его роли в области финансовой и кредитной политики, установление более тесной связи его работы с работой Наркомфина, ВСНХ, НКЗема, Комвнуторга и т.д., усиление его местных органов».
Серьёзная критика такой резолюции непременно привела бы к признанию необходимости корректировки, и очень серьёзной, самого НЭПа, а может быть, и к предложению вообще отказаться от него. Отрешиться от такой политики, которая привела страну к опасному кризису. Чтобы исключить такое, резолюция в 6-м разделе -«Частный капитал» предусмотрительно утверждала: «Основы новой экономической политики… вполне оправдали себя и не нуждаются в пересмотре, клонящемся, фактически, к возврату «военного коммунизма»{328}
.Словом, либо НЭП, либо «военный коммунизм». Третьего не дано. Потому-то Пятаков в своей поправке лишь намекал на прямую связь свирепствовавшего кризиса с НЭПом. Намекал и на опасность тенденции, уже начавшей проявляться — создание «крепкой базы для развития частнокапиталистической системы». Лишь намекал, побоявшись говорить о том прямо.
…Как и было решено ПБ 27 декабря, 13-я партийная конференция открылась вечером 16 января 1924 года. Докладом Рыкова об очередных задачах экономической политики. Названного, как и доклад Троцкого на 9-м съезде РКП, — «Очередные задачи хозяйственного строительства». Но тогда, весной 1920 года, ещё царил «военный коммунизм», и никому, даже Ленину, не приходила мысль отказаться от него. Теперь же Рыкову предстояло доказать обратное. Любым способом доказать жизнеспособность противоположного курса, оправдать его.
Начал Рыков подчёркнуто политической оценкой всё ещё буйствовавшего кризиса. «Кризис или депрессия, — почему-то заместитель председателя СНК, курировавший экономическую сферу, счёл два термина тождественными, хотя ему должно было быть известно, что “депрессия” означает всего лишь подавленное состояние рынка, которую мы переживали осенью этого года, ни в какой степени не походит на те затруднения в области нашей хозяйственной жизни, которые неоднократно переживала наша республика до сих пор». Нынешние, пояснил Рыков, стали «кризисом отношений рабочего класса и крестьянства, отношения промышленности и города к сельскому хозяйству».
Развернул эту страшную для судеб советской власти характеристику: «Кризис, который мы переживаем (а не «переживали», как только что сказал. —
Здесь Рыков просто признал очевидное, не сказав ничего нового, О том же самом, да ещё почти год назад, уже говорил Троцкий на 12-м съезде. Тогда же придумав весьма выгодный для пропаганды эвфемизм — «ножницы». Обыденное слово, скрывшее роковое понятие «кризис». Правда, Рыков и не утверждал, что его доклад — откровение. «Уже в той дискуссии, — продолжил он, — которая велась в партийных организациях Москвы, я указывал… это несоответствие дано нам историей. Мы знали его до Октября, когда “только начинала расти наша промышленность”».
Так зампред СНК поставил диагноз и предложил курс лечения: «Изживём мы» кризис “увеличением числа рабочих, увеличением нашей промышленности, электрификацией страны. Для этого нужно накоплять средства и каждую копейку вкладывать, чтобы усилить рабочий класс и усилить промышленность в нашей стране”».
Снова повторил уже известное, сказанное прежде Троцким о «первоначальном социалистическом накоплении». Но как такое сделать, продолжая идти курсом НЭПа, исключавшем такую возможность, не объяснил. Не напомнил, что НЭП выгоден прежде всего для крестьян, для частных торговцев, в общем — для новой буржуазии, но только не для пролетариата. Следовательно, если развивать положение логически, новая экономическая политика не выгодна для РКП, для советской власти. Иначе следует уточнить: что же такое РКП — партия пролетарская или крестьянская, коммунистическая или буржуазная?
Рыков побоялся таких вопросов, ибо честный ответ на них должен был подтвердить правоту не ПБ, а «Рабочей группы». И всё же он невольно свидетельствовал против НЭПа. «За период новой экономической политики, — продолжал он, — и первый период НЭПа одной из главных опасностей, которая стояла перед промышленностью и партией, была опасность распыления квалифицированной рабочей силы. К своему удивлению, когда собирал справки о количестве безработных, я получил цифру около миллиона. Цифру колоссальную». Но тут же поспешил развеять страхи: «Квалифицированных рабочих или настоящего пролетариата… не более 20–25%». Ну, а остальные
— всего лишь служащие, чернорабочие, которых принимать во внимание не стоит.