После прозвучавших негативных оценок, Орджоникидзе, которому поручили сделать доклад о событиях в Грузии, никак нельзя было оставаться на прежних позициях. Правда, поначалу он попытался всё же сделать организаторами и участниками восстания главным образом дворянство, старое, царских времён, кадровое офицерство да национальную интеллигенцию. Только затем заговорил искренне.
«Крестьяне Восточной и части Западной Грузии, — объяснил он, получив от нас землю, отошли от меньшевиков и не пошли на их авантюру. Экономическое же положение гурийского крестьянства и крестьянства Сенакского уезда не улучшилось при нас (после установления советской власти. —
Орджоникидзе не только констатировал недостатки. Предложил и выход из ужасающего положения. «Абсолютно необходимо, — обратился он с просьбой к членам ЦК, — поставить вопрос и в ближайшие же месяцы осуществить на практике постановку лесозаготовительных работ в Западной Грузии. У нас имеются богатые леса, но они не разрабатываются за неимением средств. Буковая клёпка для сибирских маслоделов ввозится из Швеции, а наши клёпочные заводы стоят, и избыточное гурийское крестьянское население, не находя себе приложения в деревне, идёт на меньшевистскую провокацию.
У нас собирается большое количество коконов и вывозится за границу — в этом году предлагается к вывозу 120 тысяч пудов. А если бы мы имели свои шёлкомотальные фабрики, которые не бог весть как дорого стоят, всего каких-нибудь 200 тысяч рублей, эти шёлкомотальные фабрики заняли бы 1500–2000 человек. Гурийского крестьянина только агитацией и пропагандой не возьмешь…
В Мингрелии успех наших противников также надо искать в экономическом положении. Мингрельское крестьянство живёт кукурузой. Мингрелия является житницей всей Западной Грузии. При меньшевиках, когда не было ввоза хлеба, цены на мингрельскую кукурузу стояли высокие. При нас же города кукурузу не потребляют… Цены на кукурузу упали чертовски. Вывоза нет, и мингрельский крестьянин за свою кукурузу ничего не может купить. Он предпочитает ту власть, при которой больше платят за кукурузу. Идеями социальной революции он не живёт».
Ещё рассказал Орджоникидзе о бездеятельности обществ Центросоюза — «Шерсть» и «Чаеуправление», которые отказываются скупать в Грузии скопившиеся на складах 130 тысяч пудов чая и свыше 30 тысяч пудов шерсти. А такое положение также ведёт к обнищанию крестьян, недовольству их советской властью.
Только после таких объяснений Орджоникидзе привёл данные о репрессиях. «Всего, — сказал он, — расстрелянных и убитых во время подавления восстания 980 человек». Объяснил жестокость: «Нашу нерешительность в первые дни, когда не было ни одного расстрела, меньшевики толковали как наше бессилие. При такой обстановке мы и прибегли к массовым расстрелам. Возможно, мы немножко перегнули, но это сейчас не исправить»{414}
.Так, наряду с наболевшими вопросами — расслоением крестьянства, величиной единого сельхозналога, размеров семенной ссуды пострадавшим от засухи, цен на хлеб, обсуждавшимися на пленуме, возник ещё один.
Орджоникидзе попытался привлечь внимание членов ЦК к судьбе тех, о ком до сих пор никто не вспоминал. К положению тех крестьян, которые в виду социального положения должны были платить тот самый сельхозналог, но размеры земельного надела, отсутствие лошади в хозяйстве, скудный урожай не позволяли им расплачиваться с государством сполна. Орджоникидзе и попытался привлечь внимание к ним, ставшим лишними, «избыточными» для деревни, для сельского хозяйства. К ним, которых было слишком много не только в Грузии» но и во всём Советском Союзе…
То ли потому, что события двухмесячной давности, да ещё и завершившиеся вполне благополучно, не заинтересовали участников пленума, то ли к концу последнего дня заседаний просто устали от слишком серьёзных, до предела насыщенных цифрами докладов Каменева, Молотова, Сокольникова, но никто так и не обратил внимание на то, о чём говорил Орджоникидзе. Не задумались о назревшей необходимости связывать вопросы сельского хозяйства не только с тяжёлой и лёгкой промышленностью, обеспечивавших деревню плугами, жатками и молотилками, мануфактурой и обувью, но и с перерабатывающей к тому же местной промышленностью. Позволившей бы «избыточному» крестьянину обрести и работу, и заработок.
Об этой проблеме сразу же забыли. До поры, до времени — на четыре года.
Глава шестая