Оборотни, или Кто стоит за Ватиканом

Теперь папа начал готовить вторую встречу. Прекрасно понимая, что тогдашний патриарх РПЦ на это не пойдёт, Св. Престол выбрал самое слабое звено в православном мире — Константинопольский патриархат. Используя зависимое положение Фанара, Ватикан ставил двуединую цель: навязать ему унию и вместе с тем, поддерживая его в претензиях на лидерство в Православной церкви, осуществлять через него реформацию Православия. То есть прежняя стратегия по формуле Рим — Константинополь — Москва реализовывалась теперь уже на новом историческом витке и в условиях нового геополитического противостояния, важнейшим игроком в котором был Вашингтон. И Ватикан, и Вашингтон делали ставку на Афинагора, который стоял тогда во главе Константинопольского патриархата, и, хотя каждый из них преследовал свой собственный интерес, суть их политики была одна — разрушение Русской православной церкви. Константинополь тут рассматривался только как инструмент их религиозно-политической игры.

Личность Афинагора как раз подходила для реализации указанной миссии. Он начал свою активную деятельность, будучи секретарём экумениста Мелетия Метаксакиса, когда тот был Афинским архиепископом. В начале 20-х годов он участвовал в процессе создания экуменического движения «Вера и церковное устройство». В 1922 году, после избрания его митрополитом Керкирским и Паксийским, он вступил в тесный контакт с римо-католиками и монофизитами, жившими на Корфу. В 1926 году принял активное участие в Хельсинской всемирной ассамблее УМКА, а в 1930 году был наблюдателем на Ламбетской конференции Англиканской церкви[402]. С 1931 по 1948 год Афинагор был экзархом Северной и Южной Америки и архиепископом Нью-Йоркским и здесь, в США, глубоко проникся американскими идеалами и ценностями.

Патриарх Константинопольский Афинагор (Спиру)

В Нью-Йорке с Афинагором вошёл в контакт представитель американского президента в Ватикане М. Тейлор, который по поручению американского руководства налаживал связи с Константинополем. В Ватикане и Вашингтоне знали, что готовится замена тогдашнего патриарха Константинополя Максима, и кандидатура Афинагора рассматривалась ими как наиболее подходящая для нормализации отношений между Грецией и Турцией и для противостояния Московской патриархии. Как писал в мае 1948 года председатель Совета по делам РПЦ Г.Г. Карпов в письме к К. Ворошилову, «…начиная с 1946 г. американцами при содействии греческого правительства разными путями ведётся подготовка к тому, чтобы на Вселенский патриарший престол в Константинополе поставить своего человека, враждебного Советскому Союзу, тогда как Вселенский патриарх Максимос высказывался в своё время в пользу сближения с Русской церковью. На его место намечается архиепископ Нью-Йоркский Афинагор, грек по национальности, американский подданный»[403].

Действительно, патриарх Максим лояльно относился к Москве и, главное, был противником экуменизма, поэтому со стороны турецких властей, находившихся под влиянием американцев, он постоянно подвергался клеветническим нападкам за русофильство и совето-фильство. В итоге он был вынужден уйти на покой, и его как якобы «умалишённого» поселили под надзором в Швейцарии, где он был лишён права совершать богослужения и действовать в качестве архиерея. Путём сильнейшего давления на греческие и турецкие власти Вашингтон «помог» иерархам Фанара сделать правильный выбор, и в ноябре 1948 года Афинагор стал Константинопольским патриархом. В январе 1949 года он прибыл в Стамбул на борту личного самолёта президента Трумэна, который проводил его перед вылетом из Нью-Йорка, и установил тесные контакты с американскими дипломатическими службами. Американское руководство теперь не только было в курсе происходящего в Константинопольской церкви, но и могло соответственным образом контролировать Константинопольский патриархат, используя его для борьбы против укрепления позиций Московского патриархата.

Демонстрируя свою глубокую верность и восхищение американскими идеалами (о чём он неоднократно заявлял), Афинагор представлял себя ярым борцом с коммунизмом, необходимостью противостояния которому он оправдывал союз с другими религиями. В одном из интервью в декабре 1948 года он заявил: «Мы, православные, простираем руку дружбы всем религиям, христианским, мусульманским и другим, желающим бороться против коммунизма и других сил, которые борются против свободы совести и основных прав человеческой личности. Если я поеду через Лондон, я переговорю с главой Англиканской церкви. Я был бы весьма счастлив, если бы глава римского католицизма папа тоже протянул руку дружеского сотрудничества нам и принял бы нашу руку»[404].