Обращаться с осторожностью

— Да, — ответила медсестра. — Хотите, чтобы мы сообщили доктору Сурайе?

— Доктору Сурайе?

— Лечащему врачу.

— Ах, — отозвалась я. — Нет. Я не задержусь.

И я заторопилась по коридору, будто у меня был еще миллион всяких дел.

Дверь в твою палату была распахнута, свет приглушен. Ты спала на кровати. Шарлотта уснула в кресле рядом с тобой. Она держала в руках книгу: «10 000 001 факт, который вы не знали».

Твоя рука была в шине, как и левая нога. Бинты крепко стягивали ребра. Даже без карты пациента я могла догадаться, какие повреждения сопутствовали спасению твоей жизни.

Я нежно наклонилась к тебе и поцеловала в макушку. Потом взяла книгу из рук Шарлотты и положила на тумбочку. Я знала, что она не проснется — слишком крепко спала. Шон всегда говорил, что она храпит, как портовый грузчик, хотя во время наших семейных поездок я заметила лишь тихий сопящий звук. Мне всегда было интересно, это потому, что с Шоном она могла позволить себе расслабиться, или потому, что он не понимал ее так, как я.

Она что-то проворчала во сне и заерзала, и я замерла как олень в свете фар. Я пошла сюда, но не понимала, чего я ждала. Что Шарлотта не будет спать возле тебя? Что встретит с распростертыми объятиями, когда я скажу, что беспокоюсь о тебе? Может, причина была в том, что я проделала весь этот путь, чтобы убедиться самой, что с тобой все в порядке. Может, когда Шарлотта проснется, то услышит аромат моих духов и подумает, снилась ли я ей. Может, она вспомнит, что засыпала в обнимку с книгой, и станет гадать, кто переложил ее.

— С тобой все будет в порядке, — прошептала я.

Выскальзывая в коридор, я поняла, что обращалась к нам троим.

Шон

К моему удивлению, Гай Букер объявился в начале десятого вечера и сказал, что судья согласился дать отсрочку на один день, чтобы я не давал показания с самого утра.

— Хорошо, ведь она все еще в больнице, — сказал я. — Шарлотта там с ней. Я вернулся домой с Амелией.

— Как дела у Уиллоу?

— Она выкарабкается. Она борец.

— Знаю. Ужасно получить такой звонок! Но вы хотя бы понимаете, насколько это значимо для нашего дела? Слишком поздно говорить, что из-за иска она решила покончить с собой, но если бы она умерла сегодня… — Он резко замолчал, потому что я схватил его за ворот и впечатал в стену.

— Давайте договаривайте! — прорычал я; кровь отхлынула от лица Букера. — Вы хотели сказать, что если бы она умерла, то не было бы никаких материальных компенсаций, сукин вы сын!

— Если вы так подумали, то и жюри присяжных тоже подумает, — задыхаясь, сказал Букер. — Вот и все.

Я отпустил его и отвернулся:

— Убирайтесь из моего дома!

Он был достаточно умен, чтобы скрыться за дверью без единого слова, но меньше чем через минуту в дверь вновь позвонили.

— Сказал же вам исчезнуть! — огрызнулся я, но вместо Гая Букера на крыльце стояла Пайпер.

— Ну я… я пойду…

— Я ожидал увидеть не тебя.

В памяти всплыл наш поцелуй в суде, и мы оба сделали шаг назад.

— Шон, мне нужно поговорить с тобой, — сказала Пайпер.

— Я же сказал тебе, просто забудь…

— Вовсе не о том, что случилось днем. Речь о твоей дочери. Думаю, у нее булимия.

— Нет же, у нее НО.

— Шон, у тебя еще одна дочь. Я говорю об Амелии.

Дверь была широко распахнута, и мы оба дрожали. Я отступил в сторону, чтобы пропустить Пайпер. Она нервно остановилась в коридоре.

— С Амелией все в порядке, — сказал я.

— Булимия — это пищевое расстройство. Человек, страдающий этим заболеванием, тщательно охраняет свою тайну. Эмма слышала, как ее тошнит поздно вечером. И во время последнего осмотра Роб заметил, что у нее разрушена эмаль на внутренней стороне зубов, что может быть вызвано постоянной рвотой. Можешь ненавидеть меня за этот разговор, но, учитывая, что сейчас ночь, я бы лучше спасла жизнь Амелии, чем знала, что у меня была такая возможность, а я ничего не сделала.

Я посмотрел на лестницу. Амелия была в душе или, по крайней мере, так сказала. Она не пошла бы в вашу общую ванную, а вместо этого использовала комнату, смежную с нашей хозяйской спальней. Хотя я убрал все следы того, что произошло с тобой, Амелия сказала, что это все равно пугало ее.

Будучи офицером полиции, мне приходилось иногда ставить под сомнение границу между личной жизнью и ролью родителей. Я повидал достаточно подростков, которые снаружи казались совершенно приличными, а потом их брали за хранение наркотиков, кражу или вандализм. Я знал, что люди не всегда такие, какими ты их хочешь видеть, особенно если им от тринадцати до восемнадцати лет. Шарлотте я не говорил, но иногда я проверял шкафчики Амелии, пытаясь найти то, что она могла прятать. Я никогда ничего не находил. Но опять же, я искал наркотики, алкоголь и не подумал бы обратить внимание на следы пищевого расстройства. Я бы даже не знал, что именно искать.

— Она же не худая, как дистрофик, — сказал я. — Может, Эмма ошиблась.

— Страдающие булимией не доводят себя до голода, они переедают, а потом вызывают рвоту. Потерю веса и не заметишь. И есть еще кое-что, Шон. В школе, в туалете для девочек, Эмма видела, как Амелия порезала себя.

— Порезала? — повторил я.