Обращение Апостола Муравьёва

— Ну и почём ваши оррр-гешки, — вопрошал старик опешившего сына гор, хотя апельсины были в полной кондиции — с голову пигмея.

Покупателя в ермолке вдохновляли придуманные им же несоответствия. Его грассирующее «Ррр-г» витало над головами, смутно будоража память о вольностях черносотенных погромов.

— Э, ти что, дарагой! Мыло с утра не кушал? Пасматри, где видишь орех?! Это балшой апелсин! Болше, чем твой башка! Сладкий, как дэвушка! В Закатальский район вырос! Э! — возмущался пришедший в себя азербайджанец, но еврей оставался невозмутим.

— Пятьдесят копеек, или я ничего не беру! — заключил старик и категорически сложил руки на груди, словно продавцу предоставлялась последняя возможность — отдать товар бесплатно единственному покупателю. Острая перебранка привлекла зевак, но, словно по мановению, погасла, подобно горящей спичке, брошенной в воду.

Раздвигая толпу, словно буксир рыбацкие лодки, между торговыми рядами перемещался верзила в ватнике-безрукавке, спортивных штанах с маршальским лампасом и ледяным выражением лица под шапочкой-менингиткой. В нём чувствовалась инородность, не свойственная отзывчивому гражданину.

То было новое явление в Киеве, обозначенное клацающим, наподобие дверной защёлки, словом «Рэкет». Гости Житнего рынка старались, не поднимая глаз, миновать столкновение. Те из них, кто ещё не познакомился с эволюционным витком вымогательства, чувствовали показную и реальную, как бёдра уличной проститутки, угрозу. Более сведущие обделяли его вниманием, воспринимая, как неотъемлемую деталь рынка. Завершалась привычная эпоха, когда жизнь катилась по заданному маршруту: детский сад — школа — институт. Институтский диплом обеспечивал заслуженные удобства: работу по распределению, офицерство в армии, крышу над головой. Поколение, ампутировавшее собственную память, появилось позже.

Галима попыталась увести мужа с напряжённой территории, но он, словно зачарованный, не мог оторваться от зрелища. Верзила открыто, ничуть не смущаясь свидетелей, собирал у оробевших торговцев мзду, у кого копейкой, у кого ассигнациями, иные отдавали конверты с содержимым. Дань небрежно сбрасывалась в адидасовский рюкзачок.

Окаянные времена лихих людей забылись, быльём поросли, у партии большевиков давно отпала необходимость кормиться экспроприацией. Пару лет тому, Марат помнил, гражданин, почувствовав революционный зов, мог, отчаянно труся, нахамить начальнику на работе. Юное существо — совершить безумный по дерзости поступок, отказавшись от вступления в комсомол. Пресытившись картиной побора, Марат собрался прислушаться к увещеваниям жены, когда размеренное взимание оброка наткнулось на преграду. Тётка, торгующая с безмена картошкой, пыталась разжалобить сборщика обыденной финансовой нуждой.

— Нема грошей, сынку, — запричитала она жалобу, призывая в свидетели товарок и Бога.

Переубедить мытаря оказалось делом пропащим, он не признавал доводов. Выслушал заново и рассердился. Лоток взмыл в воздух, опрокинув на спину взвывшую тётку. Верзила не в шутку разбушевался. Клубни картофеля полетели в толпу. Апостол, криво усмехнувшись, поднял авоськи, собираясь уйти, но случайная, с азербайджанский грейпфрут, картофелина, чиркнув ему о бедро, угодила близняшке в затылок. Девочка, не издав ни звука, упала. Ещё несколько клубней пролетели над ней. Галима, вскрикнув, словно подстреленная, пала на дочь. Увидела: обошлось, дышит и приоткрыла веки. Картофелина могла причинить много вреда, если бы не косы, заплетённые матерью по родным калмыцким обычаям.

Авоськи с продуктами не успели плюхнуться наземь, как Апостол, подобно выпущенному снаряду, ринулся на обидчика. Товарки, воспринимавшие экзекуцию со смешанными чувствами, спрятались под прилавки, в душе проклиная заступника. Обретённое частью заработка спокойствие казалось достойнее беспредела. Галима наблюдала, закусив губы. Поначалу, уловив взгляд Марата на рэкетире, она решилась щегольнуть в лаврах жены героя, но к счастью, муж равнодушно отвернулся, и она облегчённо вздохнула. Кто знает, чем может закончиться противостояние. Её бугаёк не всесилен.

Не Божий суд, где Бог хранит правых и карает неправых! Не схватка, когда противник повергнут по честным условиям боя! Уличная драка, месиловка! Тестостероновый ураган! Адреналиновый шторм! Кто поставит на реактивного отца близняшек?! Кто на верзилу, успевшего принять боксёрскую стойку?! Лучше ни на кого, всё равно не отгадать. Зрители видели одно — бросившийся в атаку папаша не из тех, кто пасует, если заденут его близких.