Обратимость

Сделав упор на последние два слова, произнесла я и запнулась. Петра действовала на меня так, что, глядя на ее дерзкую красоту, сексуальность и вообще убийственную внешность, я чувствовала себя ущербным недоразвитым подростком. Она держалась с достоинством королевы и явно высоко ценила себя, давая понять это всем, кто бы перед ней не оказался. Хотя недостатков во внешности у меня не наблюдалось (и всегда имелись поклонники), многие часто называли меня красивой, но все же перед ней мне становилось жутко некомфортно. Кроме того, между нами образовалось еще что-то, что отталкивало нас друг от друга, или, точнее, ее от меня, потому что я совсем не против была с ней подружиться, однако в глубине души чувствовала, что этому не бывать.

После моего ответа вампирша как-то странно нахмурилась и напряглась, в то время как я пожирала ее глазами, пытаясь понять, что происходит и как поступать дальше. Приподняв одну из своих изумительных бровей, она состроила гримаску.

– Он не принимает никого. Если ты пришла по делу, то по какому, может быть, он вообще не захочет говорить.

Петра явно издевалась надо мной, в ее тоне чувствовалась тень ехидства, и, кроме того, она прекрасно видела мою заторможенность.

– Но, – протянула я и запнулась, – но у меня есть разрешение…

– Какое еще разрешение? – прогремела она, давя меня своей авторитетной величественностью, – у нас тут не кабинет консула, мы не выдаем никаких разрешений.

Она ясно давала понять, что меня тут не ждали, поэтому я молчала, не зная, что лучше сказать. Возможно, мне не доставало побольше наглости.

Сглотнув комок, успевший образоваться в горле, почему-то с горечью подумала, что с ней соперничать бесполезно. Только я об этом подумала, как услышала голос откуда-то позади вампирши:

– Кто давал тебе право распоряжаться здесь? – это оказался Керран, к моему великому облегчению. Он смотрел на Петру таким строгим взглядом, что вампирша сразу же сменила не только тон, но и внешность ее приобрела смиренные оттенки. Негодование и урезанная резко власть сочеталась с покорностью и еще чем-то глубоким, но еле уловимым. Сейчас из тигрицы она превратилась в пушистую кошку. Я посмотрела на Керрана и поняла, что его абсолютно не трогают не то что внешность Петры, но даже ее взгляд, который посвящался только лишь ему. Однако насколько все просто оказалось для него. Он видел в ней сейчас лишь строптивую девицу, пожелавшую “проявить себя” в ненужное время в ненужном месте.

– Но почему мы должны пускать сюда посторонних без причины? Ты и так уже нарушил наш круг, – голос ее тем не менее звучал так, словно она не собиралась еще сдаваться.

– Я ничего не нарушал. Позволь мне самому решать кого пускать сюда, а кого нет. Она пришла по делу, все остальное тебя не касается. Поэтому пока я не дам личных распоряжений, не стоит проявлять самоуправство.

Пока он говорил, я готова была сгореть от стыда, чувствуя на себе сразу всю ненависть Петры и защиту Керрана, совершенно необоснованную. Или же он просто хотел дать ей понять, кто здесь хозяин…

– Когда-нибудь не я одна скажу тебе то, что пыталась сказать сейчас. Посмотрим, что ты ответишь, – она бросила на него острый взор и, вскинув голову, гордо удалилась, демонстративно стуча каблуками.

Он посмотрел на меня, давая понять, что можно подняться к нему, что я и поспешно исполнила.

– Петра, видимо, не любит меня, – промямлила я, когда мы оказались в кабинете и уселись на диван.

– Не обращай на нее внимания. Она постоянно такая. Ей всегда не доставало мягкости. Мне кажется, она никого не любит.

Он бросил на меня заинтересованный взор, словно желая прочесть что-то на моем лице.

– А что такое? Ты расстроена?

– Нет, вроде. Все хорошо, – соврала я.

Не рассказывать же Керрану про ущемленное женское самолюбие и гордость. Он вообще знает, что это такое?

Помолчав немного, добавила:

– Все-таки хотелось бы не то что подружиться с ней, но хотя бы добиться ее нормальной реакции.

Керран усмехнулся, но не ответил ничего.

Я стояла перед ним, в то время как он бесцельно расхаживал по комнате. В конце концов решила подойти к окну, машинально заглянув в него, не зная, с чего начать и зачем я собственно пришла.

– Как себя чувствуешь? – мягко произнес он, вдруг очутившись возле меня. Мало того, он приподнял рукой волосы, мельком осмотрел шею, осторожно опустил их, словно пух. Не успела я как следует разнервничаться от этого его жеста, как он тут же уточнил:

– Я смотрю, шея уже в порядке.

Буквально похолодев от его высказывания, открыв рот, мне никак не удавалось его закрыть. Он тем не менее оставался совершенно спокоен и вроде как бы не замечал моего потрясения.

– Как… – выдавила из себя я, – в смысле шея в порядке?

И тут же вспомнила, что уже сняла платок и сейчас в первый раз предстала перед Керраном без него.

– Я вижу, у тебя нет синяков больше. Долго заживала.

– Откуда вы знаете? Как так..? – пытаясь лихорадочно сообразить что-либо, осведомилась я.

Он усмехнулся все еще стоя возле меня, но поглядывая в окно.