– Да та же, дорогая Мира Моисеевна, совершенно та же, уверяю вас! Законы переменились, а люди с их мышлением остались. Позволю себе процитировать книгу, изданную чуть больше десяти лет назад. Автор ее неизвестен, он скрылся под псевдонимом «Служивший в полиции», опасаясь, вероятно, повторить судьбу Степана Степановича Громеки. Конечно, память моя не так блистательна, как у нашей Сандры, так что дословно не воспроизведу, но если в кратком пересказе озвучить, то в полиции служат люди с низкими моральными качествами; эти полицейские творят произвол и беззаконие по отношению к обывателям, но послушно и с готовностью выполняют любую волю начальства; при постоянно растущей дороговизне полицейские вынуждены обеспечивать себя и свои семьи вымогательством денег у всех и каждого. Вот вам и реформа! Убежден, что и сто лет пройдет – и будет все то же, даже если режим многократно и неузнаваемо переменится. От режима зависят только законы, а настоящая живая жизнь зависит от людей, и покуда люди будут оставаться прежними, никакого обновления ждать не имеет смысла.
Казарин, внимательно слушавший дискуссию, вытащил часы и украдкой бросил взгляд на циферблат. Сандра заметила его жест и поняла, что нужно переменить мизансцену.
– Николай Платонович, Борис Вениаминович, вы останетесь к обеду? – резко перевела она разговор на другую тему. – Надо же распорядиться, а Катя, как обычно, в книжку уткнулась и ролью хозяйки манкирует, так что придется уж мне самой.
Она легко вскочила с места, подошла к сидящему за столом Раевскому, обняла его, коснувшись подбородком изрядной проплешины на макушке.
– Папенька, когда вы уже наконец женитесь? Нам с Катей невмоготу больше дом вести, мы молоды, нам хочется посвятить себя чему-то интересному, яркому, а не этому вашему пыльному домоводству, покрытому паутиной. Приведите в дом хозяйку и освободите нас, сделайте милость!
– Да-да, – подхватила Мира Моисеевна, явно довольная, что беседа утратила политический характер и тон взаимных упреков, – Сандра права, Николай Владимирович, вам следует серьезно подумать о женитьбе. Сколько же можно жить холостяком? Только выбирайте не какую-нибудь глупенькую девицу, а женщину в хорошем возрасте, чтобы она к яркой жизни не стремилась, как ваши девочки.
Сандра умчалась в дом давать распоряжения кухарке, следом за нею двинулся и Казарин. Он остановился на крыльце и ждал, опершись о перила. Когда девушка вышла, он подхватил ее под руку.
– Давай прогуляемся немножко, изнемог я от такого длительного пребывания за столом. Никогда не мог понять этой принятой в вашем кругу манеры: часами сидеть за столом и говорить, говорить…
Сандра весело рассмеялась.
– Манера тебе не нравится, зачем же приходишь к нам? Я только предложила – ты уж сразу и согласился. Отказался бы, если невмоготу.
Юлиан улыбнулся ответно.
– Ох, Сашуля, Сашуля, на какие только подвиги ради тебя не иду!
Он достал из кармана часы на цепочке, щелкнул крышкой.
– Давай прогуляемся до задней калитки. Десять минут назад поезд из Москвы проходил, надо посмотреть, нет ли курьера с известиями. Я утром записку отправил с просьбой, чтобы именно с этим поездом человек приехал, если будут какие-то нехорошие новости. Текст прокламации должны были в типографию рано утром отнести, хочу быть уверенным, что все прошло спокойно.
Они неторопливо, как и полагается барышне с кавалером, прошли по хорошо очищенной тропинке между кустами сирени и жимолости к задней калитке, через которую так удобно было ходить купаться на озеро. Юлиан напряженно вглядывался в ту сторону, откуда мог появиться идущий со станции человек, а Сандра задумчиво молчала, о чем-то размышляя.
– Скажи, Юлиан, а это правда – то, что Зак говорил про наше отношение к евреям?
– Сашуля, я не возьмусь судить, насколько это правда, я, как тебе известно, не дворянин и не могу знать достоверно, о чем вы между собой разговариваете и уж тем более – о чем вы думаете. Но приведу тебе только один пример: еврейские погромы. Ты о них знаешь? Слышала что-нибудь? Читала?
– Погромы? – недоуменно переспросила она. – Ты говоришь о погроме в Кутаиси? Или о прошлогодних погромах в Херсонской и Киевской губерниях? Конечно, я о них слышала, хотя и не читала ничего. Но об этом много говорили наши кружковцы.
– А более ранние случаи?
– Разве это не только сейчас началось? – удивилась Сандра. – Я так поняла из слов нашего пропагандиста, что еврейские погромы – это проявление слабости и загнивания царского правительства. Эта слабость именно теперь достигла своего пика, поэтому именно теперь мы и должны поднять народ на революционные преобразования.