Обратная сила. Том 3. 1983–1997

— Я вас не потревожу, если вернусь поздно? — спросил Александр Иванович.

— Вы уходите? — удивилась та. — Уже почти одиннадцать.

— Хочу прогуляться, подышать воздухом, иначе не смогу заснуть.

— Вы не беспокойтесь, — улыбнулась женщина, — возвращайтесь, когда захотите. Скорее всего я и вовсе еще спать не буду, я ведь ложусь поздно, а встаю чуть свет, бессонница у меня.

Орлов тщательно собрался, несколько раз перебирая в голове последовательность действий и прикидывая, все ли имеется, что может понадобиться. Упаковал все в сумку, перекинул ремень через плечо и вышел в темноту. С уличным освещением в поселке было совсем плохо, приходилось ориентироваться только по свету из окон, но дорогу Орлов запомнил, да она и несложная.

Сквер тонул во мраке. Ни одного фонаря не было. Несколько раз Орлов ступал в лужи, которые днем, при свете, удавалось обходить стороной, промочил ноги, но не обратил внимания. У него была цель. И цель эта уже совсем близка.

Вот и мемориал. Ночью все три камня казались одного цвета. Орлов снял перчатки, снова медленно провел пальцами по выгравированной надписи, задержавшись на слове «Орлова». В какой-то момент ему почудилось, что в слове нет последней буквы «а» и это памятник на его собственной могиле. Но наваждение исчезло так же быстро, как и появилось. Достав из сумки складной широкий нож, Александр Иванович присел на корточки и принялся выкапывать ямку под краем гранитной плиты. Земля была еще мерзлой и поддавалась плохо, но он в конце концов справился. Дрожащими руками вынул из пакета часы, кольцо и записку. Что он делает? Зачем? Он что, сошел с ума?

Он должен это сделать. Если в книгах Рувима Наумовича есть хотя бы одно слово правды, то он должен. Прах к праху.

Завернув то, что привезла ему Анна Юрьевна Коковницына, в маленький полиэтиленовый пакетик, Орлов положил его в ямку, засыпал землей, тщательно утрамбовал. Вот и все. То, что принадлежало роду Гнедичей-Раевских, вернулось к своим законным хозяевам.

С трудом разогнув затекшую спину, Александр Иванович расстелил большой кусок полиэтилена на площадке перед черным камнем, сел и снова прикоснулся к памятнику.

— Простите меня, Ольга Александровна, — шепотом заговорил он. — Простите, что не смог спасти вашего сына, хотя и очень старался. Простите, что украл его имя и его жизнь. Но я сделал все от меня зависящее, чтобы не опорочить эту жизнь. Я жил честно, насколько это вообще возможно, учитывая мой обман. Я так и не узнал, что же произошло в вашей семье и почему эти предметы оказались у Коковницыных, но теперь они снова у вас. Вам не о чем больше волноваться, Ольга Александровна. Покойтесь с миром.

Ему показалось, что ледяной камень под пальцами стал не просто теплым — горячим. «Как услужливо восприятие, — подумал Орлов. — Всегда готово тебя обмануть. А ты и рад обманываться…»

* * *

Автобус отходил от автовокзала в час дня. Позавтракав, Александр Иванович выяснил у хозяйки, где можно купить цветы. Ему хотелось найти лилии. Чтобы получилось, как в той песне Шуберта, которую Сане Орлову пела мать вместо колыбельной:

Где страданье в сердце навеки замрет —
Там лилии белой цветок опадет…

Но лилий на прилавке, конечно же, не оказалось. Пришлось выбирать из того, что есть. Купил огромный букет, дошел до сквера, положил цветы перед памятником Ольге Орловой, постоял несколько минут, склонив голову, после чего вернулся на квартиру, чтобы взять вещи. У него оставалось еще немного времени, вполне достаточно, чтобы дойти до музея и проститься с Муромовым.

— Уже уезжаете? — с сожалением произнес директор. — Вы говорили «день-два», я думал, вы еще побудете, в музей придете, я бы вам местные легенды рассказал… Я вчера позвонил Эдди, он очень обрадовался, что вы нашлись и что посетили наш мемориал! Собирается в самое ближайшее время прилететь в Москву, чтобы лично познакомиться.

«Только этого мне не хватало», — с досадой подумал Орлов. Но вслух сказал, разумеется, нечто совсем иное, более приличествующее ситуации.

Дорога домой прошла незаметно: при любой возможности, едва удавалось присесть, Александр Иванович засыпал. Он даже не подозревал, насколько устал за последние годы. Войдя в московскую квартиру, он в полубессознательном состоянии принял душ и рухнул в постель, после чего проспал без малого сутки.

Наверное, он спал бы и дольше, но его разбудил звонок телефона.

— Добрый день. Я могу говорить с Александром Ивановичем?

Абонент мог и не представляться. Акцент был настолько сильным, что не оставалось никаких сомнений: звонит Джеймс Эдуард Фаррел-младший.

* * *

— Вы представить себе не можете, какой была наша Сандра! — сверкая ярко-голубыми глазами, говорил Фаррел. — В разговорах с посторонними я, разумеется, называю ее бабушкой, но поскольку вы — член семьи Раевских, то с вами я буду называть ее только так, как было принято у нас в семье, то есть просто Сандрой.

— Вы хорошо ее помните? — вежливо осведомился Александр Иванович.