Обратная сила. Том 3. 1983–1997

Годовщину свадьбы Борис и Татьяна Орловы отмечали в молодежном кругу. Старшее поколение решило ограничиться поздравлениями, подарками и собраться отдельно, чтобы не мешать своим присутствием. Заехали к молодым все вместе – Вера Леонидовна, Александр Иванович и Людмила Анатольевна, вручили альбом с репродукциями Гогена и очаровательную маленькую хрустальную вазочку «на один цветочек» от родителей Бориса. Вера подарила невесть где раздобытый комплект красивого постельного белья – большой дефицит в те времена.

От молодых поехали к Орловым, благо совсем недалеко. Усевшись за столом, уставленным пирожками, пирогами и пирожными, заговорили о том, чего не могли обсуждать в присутствии детей: три дня назад в аэропорту города Горького арестована Елена Боннэр, против нее возбуждено уголовное дело, а ее супруг – академик Сахаров – объявил голодовку в знак протеста. Боннэр серьезно больна, ее готовы были принять на лечение в США, но власти не позволили жене диссидента доехать даже до Москвы.

– Не пойму, – покачала головой Вера, – чего здесь больше: страха перед диссидентами или откровенного антисемитизма? Диссидентов вроде всех еще в прошлом году разгромили. Значит, антисемитизм. Так противно, что даже верить в это не хочется. В такие минуты всегда вспоминаю, что я наполовину еврейка. Когда паспорт получала, можно было самому решать, какую национальность написать, я и сказала «русская», по маме, очень уж много страху натерпелась во время войны. Фамилия «Малкина», конечно, меня с головой выдавала, но тут уж с мужем повезло, стала Потаповой. Если бы все знали, что я еврейка, то вообще неизвестно, как моя жизнь сложилась бы. Я же с университетом чуть не пролетела в свое время.

– Как? – удивилась Людмила Анатольевна. – Ты никогда не рассказывала.

– Повода не было, – улыбнулась Вера.

– А что случилось? – заинтересовался Орлов.

– Вступительные экзамены сдала на все «пятерки», потом было собеседование в деканате. Стоим с ребятами в коридоре, треплемся о чем-то, хохочем, у меня никаких сомнений не было в том, что я поступила. Какие-то офицеры в форме НКВД по коридору прошли, я и внимания не обратила, и вдруг из деканата выходит секретарша и кричит: «Малкина, к декану». Я зашла, там эти офицеры за столом декана расположились, как у себя дома, сам декан в углу жмется, бледный весь. Мы же все перед тем, как нас допустили до экзаменов, автобиографии должны были написать, вы и сами писали наверняка.

– Писали, – кивнула Люся.

– Ну так вот, я же честная дура была, поэтому про Прилуки и про Нежин написала. И теперь эти энкавэдэшники в меня вцепились: сколько времени была на оккупированной территории? Чем там занималась? С кем водила знакомство? Кто и сколько раз пытался меня завербовать в немецкие шпионки? Господи, чем я могла там заниматься в моем возрасте?! Хороша шпионка – девчонка одиннадцати-двенадцати лет, тощий недокормыш! Короче, я как-то сразу смирилась с тем, что университета мне не видать, как своих ушей.

– Идиотизм, – покачал головой Александр Иванович.

– Да не то слово, Саша! Ну вот, они спрашивают, я все рассказываю подробно, как на исповеди. Дошло до детдома, потом до того, как меня отец нашел. И тут один из офицеров смотрит в мою автобиографию, потом спрашивает: «Твой отец – майор Малкин Леонид Абрамович? В каких войсках воевал?» Я ответила. У меня вообще-то память дырявая, я все, что уже не актуально, из нее выбрасываю, и просто чудо, что я все эти слова и цифры к тому времени не забыла напрочь. Вот как будто бог в темечко меня поцеловал этим знанием! Тот офицер говорит: «Я знаю майора Малкина, мы воевали вместе, это честный офицер и настоящий коммунист, его дочь не может быть предателем, я за нее ручаюсь». Торпеда в тот раз мимо прошла. Как-то в своей юности я антисемитизма не ощущала, по крайней мере – на собственной шкуре. А вот позже, при Хрущеве, уже началось это мракобесие. Так что, ребята, вся эта борьба с диссидентами наверняка подпитывается еще и ненавистью к евреям, вот помяните мое слово.

– Ну, положим, далеко не все диссиденты – евреи, – возразила Людмила Анатольевна. – Тут ты не права, Веруня. Хотя государство у нас действительно антисемитское, в этом я с тобой соглашусь.

– А кстати, – оживленно вмешался Орлов, – известно ли вам, девочки, что есть такая опера под названием «Жидовка»?

«Девочки» оказались не в курсе, и Александр Иванович в подробностях поведал им о своем походе в магазин грампластинок и о разговоре с молоденькой продавщицей.

– Это же немыслимо! – возмущался он. – Ставить на сцене произведение с таким названием! И писать это слово на афишах! Неужели никто не понимал, насколько это оскорбительно?

– Санечка, успокойся, – смеялась в ответ Людмила Анатольевна. – Сразу видно, что ты никогда историей особо не интересовался. И классику читал только в школьные годы.

– При чем тут история? – кипятился он.