Постепенно наши БТР строились в колонну. Выдвинулись в сторону базы. Мы возвращались домой, всё было спокойно. Через пару часов предстоял ужин, теплая печка и горячий чай. Мне было жаль пацанов-десантников, суетившихся возле застрявших в снегу БМД. Им ещё долго «не светили» ни ужин, ни печка, ни чай. Мы знали, что отработали и у нас будет свободное время.
Снова проехали на полном ходу то злополучное место, где был бой.
Увидели свалившийся к реке «УРАЛ». Он так и стоял здесь: обугленный, покореженный. Был ли шанс у водителей, могли ли они проскочить это место? Удачная позиция для нападающих. Бойцы на машине до последнего не видели «гуков», скрывавшихся в «зелёнке» у реки.
Мы мчали дальше. На месте подбитой нашей брони валялась башня. БТР сразу после боя притащили в отряд. С башни сняли сгоревшие стволы для отчетности. Сам БТР стоял в отряде. Рядом с ним многие делали фотографии на память. Выглядел он как консервная банка, лопнул сверху точно по сварочному шву.
Наконец приехали, разэкипировались, завалились на нары и пили чай. Обувь ставили недалеко от печки, чтобы просушить. «Уставные» ботинки были низкого качества, быстро протекали и становились мокрыми.
Утром после подъёма нас выстроили и объявили, что именно в том месте, где мы проезжали вчера, десант ведёт бой. Я сразу вспомнил вчерашних ребят, застрявших в снегу. «Вот бедолаги!» — подумал я тогда.
И только потом мы узнали, что как раз в то самое время, а именно 29 февраля 2000 года, шестая рота сто четвертого полка семьдесят шестой гвардейской Псковской дивизии ВДВ вступила в неравный бой с крупной группировкой боевиков, которую возглавляли наш давний знакомый Хаттаб и полевой командир Шамиль Басаев. То было одно из самых кровопролитных сражений кампании. Бой длился почти сутки — живыми из него вышли только шестеро десантников. Вечная память крылатой пехоте!
ПРИВЕТ, СТРЕКОЗА!
В день моей демобилизации шли бои за Комсомольское, за которыми мне пришлось, как обычному гражданскому человеку, наблюдать по телевизору. Я мог только представить, как парням из РОСИЧа там сейчас тяжело. В новостях говорили, что в селе окопались бойцы Гелаева. Гражданским людям эта фамилия одного из полевых командиров боевиков ровным счётом ничего не говорила. Но не для тех, кто воевал в Чечне. Гелаевский спецназ «БОРЗ» был серьезным крупным подразделением противника. Об этом знал каждый, кто прошел ту войну. Я понимал всю тяжесть замеса, который творился в селе.
Я тогда ещё подумал, что Витя Цой был прав. Война — дело молодых. В этих двух кампаниях воевали молодые солдаты, такие как я. Видимо, нам не было страшно, потому что мы попросту не понимали, что с нами может произойти. Днём и ночью вдесятером разъезжали по Чечне на одном БТРе. При желании, небольшая, хорошо слаженная группа могла и нас всех положить и уничтожить нашу технику. Но в командировке об этом не думаешь, просто делаешь свою работу. Когда стреляют именно в тебя, не пугаешься, а надеваешь шапку на приклад и высовываешь ее из окопа, чтобы распознать, откуда противник ведет по тебе огонь. Спасибо Богу за то, что сохранил меня там Несмотря ни на что, это было хорошее время. Я попал туда, куда хотел. У меня были отличные командиры. Я выполнил свою миссию и был удовлетворён тем, что, будучи молодым пацаном, поставил себе цель и добился ее. Спустя два года я — боец спецназа, ветеран БД — дома, сижу на диване. Мой Вьетнам окончен. Думаю, что так же чувствовали себя и те морпехи, что возвращались в какую-нибудь Оклахому или Техас из жаркой, далекой, опасной страны. Они выполнили свой долг. Молодой парень чувствует удовлетворение от настоящей мужской работы, выполнил впервые в своей жизни. Что может быть ценнее этого?
Предаваясь подобным философским размышлениям, полностью расслабленный и довольный жизнью, я и не заметил, как в комнату вошел высокий мускулистый здоровяк. И с ходу грубым низким голосом заявил мне:
— Ну что, отдыхаешь тут? Сидишь тут живой, дома на диване, смотришь, как погибают парни из РОСИЧа?
— Привет, брат, а ты с какого отряда?
— Я то? Я из ГСН. — несколько высокомерно ответил мне этот спортивный боец и плюхнулся всей своей немаленькой массой в соседнее кресло.
— А как тебя зовут, — меня действительно заинтересовал этот наглый персонаж, был в нем какой-то кураж, что ли.
— Стрекоза! — громко выпалил он, потирая лопатоподобной ладонью могучий бритый череп.
— Что-то я таких имен не слыхал.
— Ха! Имя, — гаркнул он в ответ. — Это позывной мой! Меня до сих пор в эфире духи вспоминают, ну те, которые живы остались.
— Ничего себе! А что за группа у вас была? — спросил я своего загадочного гостя.
— Малочисленная, — тут же ответил он и добавил, понизив голос. — Мы использовали нетрадиционные методы ведения войны.
— Это как так? — удивился я. — Расскажи!
— Ты хочешь, чтоб я первому встречному выдал наши секретные наработки? Думай, что говоришь! Я тебя знать не знаю, а ты тут расскажи да расскажи, — Стрекоза гневно стукнул своими пудовыми кулачищами по подлокотникам кресла.