Обратная сторона личной свободы

– Представляешь, как в детском саду. Пойди попроси прощения у воспитательницы за то, что разбил окно… А когда я отказался, отец через своих знакомых таки сам вышел на декана. Пошёл к нему на приём. Стал говорить – прикинь, я об этом ни сном ни духом не знал, – будто я раскаялся и теперь ни за что не позволю себе ничего подобного… – Тут Димка несколько замялся и сообщил Людмиле: – Может, потом как-нибудь я расскажу, что мы с парнями ухохмили… Так вот декан говорит: «Что-то мне не верится, будто такой возмутитель спокойствия, как Князев, вдруг возьмёт и угомонится. Вот пусть придет и сам мне об этом скажет!» Отец прискакал домой и давай от меня требовать: иди да иди, покайся, и тебя возьмут обратно! Я говорю: а как же мои друзья Санька и Мишка? А у них, заявляет мне папочка, свои родители есть, пусть они о своих детях и заботятся. Получается, я должен был их кинуть, потому что у меня папахен – человек богатый, а они, значит, пусть страдают за всё без меня… Как ты думаешь, что я сделал?

– Отказался? – напрашивался логичный вывод.

– Отказался, не то слово, я пошел в военкомат и выразил желание служить в армии. Ну, меня без промедления и упекли сюда. Хотя…

Он задумался.

– Подозреваю, что в последний момент отец всё же вмешался, и меня оставили служить в родном городе, а не отправили куда-нибудь в горячую точку. Это и есть, во-вторых.

– А у нас такие еще есть? – удивилась она.

– Наверняка есть! – уверенно произнес Димка. – Иначе, почему родителям пацанов, которые служат в армии, до сих пор приходят похоронки?

– А ты на увольнение домой ходишь? – спросила Людмила.

– Не хожу, – признался он, отводя взгляд.

– Что же, ты слоняешься по своему родному городу и ни разу не пришел домой? – не поверила она.

– Ни разу. Если хочешь знать, сегодня моя первая увольнительная за последние полгода. Так что я вовсе не слонялся, как ты говоришь. При том, что я уже старослужащий, и мог бы иметь совсем другие условия службы, если бы хвост не поднимал. Не люблю, когда меня гнобят. Что же это, делать вид, будто я всем доволен? И закрывать глаза на несправедливость.

– Когда я такими словами изъясняюсь, моя бабушка ехидничает, что я идеалистка. Значит, мы с тобой два идеалиста. Видишь, ты ухитрился даже «дедом» ходить в отверженных. А мне рассказывали ребята, которые служили в армии – тут имелся в виду некий человек по кличке Рыжий, – что старослужащие даже на зарядку ходят в домашних тапочках!

– Знаешь, Милочка, меня это противостояние даже развлекало. До сих пор я делал всё для того, чтобы меня в увольнения не отпускали. Такой вот мазохист.

Он отодвинул стул, подавая Людмиле руку – она допила свой коктейль, – и распахнул перед ней двери кафе, после чего молодые люди вышли в теплый, понемногу остывающий вечер и медленно пошли по улице, продолжая разговаривать.

– Послушай, но если ты не ходишь в увольнительные, то как же на это смотрят твои родители?

Он замялся.

– Мама, конечно, переживает. Приходила на днях. Говорит: «Сыночек, как ты похудел!» – Он кого-то передразнил женским голосом.

– Но мама-то в чём виновата?

– Понятно, ни в чём. Это я просто вредничаю. Таким вот образом злюсь на весь свет, а родителям достаётся.

– Вот и я тоже.

– Значит, мы с тобой споемся? – глаза его смеялись.

– Споемся! – Она улыбнулась. – Знаешь, у меня никогда ещё такого не было… Я считала, что между мужчиной и женщиной не может быть единодушия.

– Потому что ты пока еще не женщина, а просто маленькая девчонка.

– Мне, между прочим, уже исполнилось восемнадцать.

– Да, ты просто старуха!

Они расхохотались.

– Как ты считаешь, военная форма мне идет?

– По-моему, не очень.

Он взял её за руку и спросил без перехода:

– А когда ты мне отдашься?

Людмила остолбенела. Его слова показались девушке такими оскорбительными, что она выдернула руку из его руки и зашагала в обратном направлении.

«В последнее время я только и делаю, что от кого-нибудь убегаю!» – тяжело вздохнула она и тут же споткнулась, потому что Дмитрий с разбегу схватил её за плечи и, чуть запыхавшись, произнёс:

– Ну ты и горячая! Прямо кипяток. Прости меня, а? Я ведь нарочно сказал гадость, чтобы взглянуть на твою реакцию. Думал, драться будешь или посмеешься вместе со мной, а ты повернулась и пошла… Вообще-то я сказал бы, что больше не буду, но это неправда. На самом деле я люблю прикалываться.

– Прикалывайся над кем-нибудь другим. Есть девчонки, которые любят безбашенных парней.

– А ты, значит, не любишь?

– А я нет. С такими приколистами, может, и весело, но ненадёжно!

– А ты хочешь найти надежность?

Он притворился изумлённым, а сам опять наблюдал за ней, вроде на неё и не глядя.

– А ты не хочешь?

Она подхватила это его «а», с которого он теперь начинал каждое предложение.

– Милочка, – протянул он, – давай не будем фигнёй заниматься. Это как на канате балансировать. Чуть в сторону больше положенного возьмёшь, сразу и свалишься. Мы с тобой толком и не познакомились. Пойдём ещё в какую-нибудь кафешку? У меня осталось триста рублей.

Людмила посмотрела на него: неужели не шутит? Куда можно пойти с тремястами рублями?