Обратная сторона любви

Каховский аж светится, глядя, какое впечатление это произвело на Есеню.

– Но это не главное. Есть тут еще кое-что. Позабористее.

– Вся внимание.

Широков кивает Каховскому, которому не терпится выложить все козыри.

– Труп был обожжен. Так?.. Сильно. Убийца предварительно его облил бензином.

– Это я уже слышала…

– Но причина смерти – другая!.. Никогда не догадаетесь! – Каховский упивается своей значимостью.

Широков смотрит на него, как на идиота.

– У нас здесь викторина, что ли? – Каховский, поймав его взгляд, старается вести себя серьезнее.

Подает Есене листок из папки. Она вчитывается. А он, едва ли не с радостью, ждет ее реакции. И она не заставляет себя ждать – Есеня хмурится.

– Ошибки не может быть?..

– Да нет, эксперты перепроверили по нашей просьбе!

– Судя по состоянию тканей, смерть наступила от холода.

– Он замерз! До смерти! Летом! – Каховский ликует.

– Он же сгорел… – Есеня вопросительно смотрит на Каховского.

– Ну да! А перед смертью его заморозили! Понимаете? Заморозили. А потом сожгли. Это ж маньяк, да? Серийник? Нормальный бы такого не сделал, да?

– Следы остались?

– Дождь все смыл. Лето в этом году рекордное по осадкам. Мы когда приехали, здесь все – в кашу. – Широков внимательно смотрит на Есеню.

– Свидетеля нашли? Который звонил? Он мог еще что-то видеть…

– Нет… Не нашли…

– Номер не определился?

– Определился. Со стационара. У нас сейчас в каждой деревне поставили. В рамках федеральной программы, так сказать. И вот он с Заимовки позвонил как раз… В пять сорок утра.

– Ну, поехали…

– Куда?

– В Заимовку.

Следователи переглядываются. Каховский пожимает плечами и идет за ней первым.

В комнату заводят Чингачгука. Он не без удивления смотрит на Женю напротив. Женя ждет, пока конвойный выйдет из комнаты, после чего встает, достает платок из кармана, и завешивает им видеокамеру.

– Бить будете?

– Тебя побьешь. Ты сам кого хочешь.

Женя возвращается на место, садится, смотрит на Чингачгука с обезоруживающей улыбкой.

– Все нормально. Все утверждено и одобрено. Чтобы добиться максимального доверия, запись отключена.

– А я как раз чувствую, доверять сразу больше стал. Умный ты. В институте, поди, учился. Пять лет.

– Шесть. Поболтал бы я с тобой. В другое время. Правда, ты личность интересная. Это ж додуматься, скальпы снимать. Ты думал, мы в прериях, да?

– А ты думаешь, нет?

– А Меглин кто в твоей раскладке – следопыт? Он тебя сюда засунул?

– Ну, он и сам сюда загремел. Так что есть в мире правда.

– Ну, ты ведь индеец. Знаешь. Жизнь и так, и так может повернуться. Сегодня сел. Завтра вышел.

Удалось задеть Чингачгука за живое.

– Тебе-то с него снять скальп не хочется? Со следопыта.

Чингачгук смотрит на него удивленно.

– Нет. Я на пути исправления, товарищ начальник.

Что-то со звоном падает на пол. Женя двигает ногой под столом – тонкий нож с длинным лезвием.

– Я псих, но не сумасшедший. Чтоб себе с пола ШИЗО поднимать?

– Ты не сумасшедший. Но псих. Ну, шизо. И что? Что тебе терять? Нечего. А получить можешь многое. Скальп. Меглина.

Долгое молчание.

– Тебе это зачем?

– Я тебе не должен отвечать, но… услуга за услугу. Наследил он. Уйдет – всем станет легче. Вин-вин ситюэйшн, как говорят наши партнеры.

Деревня в несколько домов и дач производит впечатление нежилой, хоть и не заброшенной. Есеня и следователи – у красного телефона под плексигласовым колпаком, грибом на ножке, выросшим при въезде в деревню.

– Деревенские им часто пользуются?

– Нет. Мобильные у всех. Говорю же, в рамках программы.

– А зачем он сюда поехал?

– Чтоб не светиться. Ну, чтоб не затаскали, понимаете?..

– Значит, местный?

– Или бывает здесь часто. В деревне народу мало, дороги толком нет. Случайно сюда не заедешь.

– Никто его не видел?

– Говорю же – дождь стеной, тут не видно было ничего…

– Отпечатки сняли?

– Не было, протер.

Кабинет Широкова выглядит непривычно из-за обилия зелени. Цветы в горшках, фикус, герань, ветви какого-то цветка расползлись по стене и даже окну – кажется, в кабинет проросли джунгли. Широков, вооружившись лейкой, аккуратно поливает цветы – проверяет края листьев фикуса. На одинокой доске – фото улыбающегося блондина средних лет.

– Йоган Фишер, сорок три года, гражданин Германии.

– Как он здесь оказался? В Вологодске?

– Турист. Любовался красотами русского Севера.

– С группой?

– Один. Гостиницу забронировал по интернету, на шесть дней. Пробыл три.

– Что в гостинице говорят?

– Все в протоколах. Все опросы. Хотите, сами спросите. Мы вас там поселили. Хорошая гостиница.

– Единственная…

Широков окорачивает его взглядом.

– У вас это случалось раньше?

– Случалось что?

– Люди. В соломе. Сгорали уже?

По торопливому взгляду, каким обменялись Широков и Каховский, Есеня понимает, что задела больное место.

– Случаи такие были. Но это другое, не надо их связывать…

– Почему не надо?

– Летом в стогах ночуют всякие… маргиналы. Бомжи там. Асоциальные личности. Бродяги. Студенты, на рок-фестиваль приезжают. Наркоманы.

– Считается, вроде теплее там… В стогу то есть.

– А иностранцы? Пропадали?

– Нет.

– Я хочу посмотреть все дела по сгоревшим.

Широков выкладывает перед Есеней папки с файлами.