Обратная сторона мести (СИ)

Капитан, уже почти по сложившейся традиции, остался в кабинете допоздна. Все дела, начиная от заполнения бумажек и заканчивая допросами, были сделаны — неслыханное служебное рвение. На столе уже привычно стояла бутылка, однако долгожданное опьянение все не наступало. Ткачев поднялся, подошел к окну, глядя на погрузившуюся в сумрак улицу. Хлопнула дверь, застучали каблучки, и вскоре в поле зрения опера появилась Зимина. Уверенная и вместе с тем плавная походка, царственная осанка, твердость в каждом движении. Королева “Пятницкого”. Красивая, самоуверенная, ехидная, резкая. Такая, будто и нет на ее совести всего, что порой является во снах, что должно терзать, напоминать о себе, заставлять мучиться совестью и раскаиваться. А может она и не раскаивается? В прямом смысле идет по трупам к цели и не считает это чем-то ненормальным? Просто делает то, что считает нужным, не задумываясь о морали? А если так, то почему он должен об этом думать? Он же обещал, что она ответит за все, обещал! Так чего ждет? Неужели жалеет эту гадину? Она вот Катю не пожалела…

***

Площадка возле лифта тонула в темноте. Просто сцена из какого-то дешевого фильма или детективного романа. В другое время Ткачев бы посмеялся над нелепостью всей ситуации: он во мраке ночи, как пишут в тех же романах, с пистолетом наперевес поджидает свою будущую жертву. Но сейчас Павлу было не до смеха. Он отстраненно вслушивался в тишину подъезда, в любое мгновение готовый услышать шаги. О возможных свидетелях, как и о последствиях, Ткачев не думал совершенно. У него сейчас была одна цель, дальше которой он ничего не видел да и видеть не хотел.

Двери лифта раскрылись, выпуская на площадку женщину. Послышалось тихое ругательство, звук расстегиваемой молнии, затем пространство у двери осветил слабый свет телефона. Потом раздался звон ключей, скрежет открываемого замка. Пора! Ткачев сжал в руке пистолет, не отрывая взгляда от стройного силуэта, из укрытия видного как на ладони. Нужно было сделать лишь несколько шагов, а затем просто нажать на спусковой крючок, и…

— Ма, подожди! — раздался запыхавшийся юношеский голос, и на лестнице показалась макушка поднимающегося на этаж парня. — Ты чего так рано?

— А ты чего так поздно? — насмешливо парировала Зимина и наконец открыла дверь.

— Да я там…

Голоса стихли, заглушенные плотной створкой. Ткачев прислонился к стене, даже не обратив внимания на выскользнувшее из руки оружие.

— Слабак… Какой же ты слабак, Ткачев, — произнес он одними губами, устало прикрывая глаза.

***

Не встретиться рано или поздно, работая в одном отделе, невозможно просто физически. Вот и Ткачев все-таки попался Зиминой на глаза, когда торопился на очередное происшествие. Дверь кабинета начальницы резко распахнулась, едва не зашибив опера, Ткачев чертыхнулся и потер лоб ладонью.

— Прости, — бросила Ирина Сергеевна и тут же втянула Ткачева в кабинет. Внимательно взглянула, пытаясь оценить ущерб, и даже подняла было руку, но Павел шарахнулся в сторону, как от огня. Зимина только качнула головой.

— А хорошо, что я тебя встретила, — сказала она, придвигая Ткачеву стул. — Сядь. Тебе Савицкий разве ничего не передавал?

— Нет, — отрезал капитан. — Вы извините, мне работать надо.

— Сядь! — повторила полковник, в голосе вновь зазвучали знакомые металлические нотки. Руки женщины опустились на плечи капитана, стиснули, заставляя послушно сесть.

— Ткачев, я все понимаю, — уже мягче начала Зимина, так и оставшись стоять за его спиной. — Но и ты меня пойми. Нам с тобой еще работать и работать, и я не хочу…

— А вот это не факт, — невесело усмехнулся Ткачев и дернул плечами, сбрасывая ее руки.

Зимина помолчала, затем обошла стул и вдруг склонилась над Ткачевым, касаясь пальцами ворота куртки. Павел, немного опешивший от такой вольности, подался назад, уперевшись в спинку стула.

— Я понимаю, что ты не захочешь меня даже слушать, но… Я не прошу прощения, не буду оправдываться. Что сделано то сделано. Ты можешь меня ненавидеть, можешь пытаться мстить, только это ничего не изменит. Ничего, Паш, понимаешь?

Ткачев замер, чувствуя, как все внутри похолодело. Как она узнала? Или сказала просто так? Вот уж вряд. Полковник Зимина ничего не говорит и не делает просто так.

Он поднял голову, встречаясь с начальницей глазами. Вдруг отметил сеточку морщин, круги под глазами, которые не мог скрыть даже умелый макияж. И усталость, безграничную усталость в этих самых глазах, выражение которых ему прежде никогда не удавалось разгадать.

— Ты имеешь право и на месть, и на ненависть. Но я не могла поступить по-другому. Я спасала вас всех, Ткачев…

— Свою шкуру вы спасали! — взвился Павел, снова дернувшись.

— И свою тоже, — даже не подумала отрицать Зимина. — А также Щукина, тебя, всех…

— Низкий вам за это поклон и моя вечная благодарность, — ядовито бросил Ткачев, тяжело дыша. — Вот только не надо мне лепить эту хрень про семью, братство, “один за всех и все за одного”! Спасибо, наслушался!