Обратная сторона мести (СИ)

Держась за стену, Ирина попыталась подняться, но ее шатнуло. Пол под ногами почему-то ходил ходуном, словно палуба во время качки, тело отказывалось слушаться, а взгляд — фокусироваться. Лишь с невесть которой по счету попытки удалось встать и добраться до спальни, еще немало сил потребовалось, чтобы найти и открыть нужный флакон — она даже не поняла, сколько таблеток высыпала на ладонь, а сколько раскатилось по полу. Погружаясь в спасительную темноту, полковник Зимина успела пожелать только одного: чтобы наутро понять, что все произошедшее ей приснилось.

Раздраженная трель звонка невыносимо била по барабанным перепонкам, заставив поморщиться и медленно открыть глаза. И наверное через минуту, никак не меньше, вернуться в реальность из тяжелого, мутного сна. Заставить себя выбраться в коридор и распахнуть дверь, даже не разбираясь, кто стоит на лестничной клетке. А после — отшатнуться, с трудом выговорив трясущимися губами чуть слышное:

— Ты?! Ты зачем пришел?

***

Больше всего в жизни Марк Андреевич Забелин ненавидел быть кому-то обязанным. Это повелось еще с детства, когда школьник Забелин даже на самой трудной контрольной отказывался от благородно предложенной помощи отличников, предпочитая получить заслуженную двойку, нежели терпеть эту противную, зудящую мысль: он теперь должен. И позже, уже студентом, Марк предпочитал просидеть несколько ночей над конспектами, чем в последний момент хвататься за протянутую кем-то руку помощи и знать: с этого момента он обязан. Эта привычка осталась с ним навсегда, и даже будучи следователем, Марк Андреевич своему правилу не изменял.

Вернее сказать, не собирался.

Но не зря мудрость гласит: “Никогда не говори никогда”. В один ничем не примечательный день в кабинете Забелина возник приличный с виду господин в дорогом костюме и, не тратя времени на реверансы, предложил взаимовыгодную сделку: развалить одно дело об избиении некой девушки неким юношей. За более чем достойную плату, разумеется. Марк Андреевич не то чтобы был жадным до денег, но кто когда отказывался от легкого заработка? К тому же деньги были ой как нужны: тяжелобольному отцу требовалась срочная и дорогостоящая операция, а где честному человеку взять заоблачную сумму? В общем, что называется, сделка состоялась.

Тем бы все и закончилось, если бы Марк Андреевич оказался более дальновидным, а бизнесмен Ведищев менее хитроумным. Он сразу просчитал для себя все выгоды от знакомства с умным и опытным следователем, обязанным ему по гроб жизни, и якобы в благодарность за ловкость в решении проблемы предложил помощь: под видом благотворительности оплатить отцу Марка Андреевича и операцию, и лекарства, и что угодно еще…

И клятвенно обещавший себе никогда ни у кого не принимать помощи Марк Андреевич попался в умело расставленную ловушку. В ту самую мышеловку, сыр в которой может ой как дорого обойтись…

***

Ткачев, не говоря ни слова, бесцеремонно отодвинул ее с пути и прошел на кухню. Ира, растерявшаяся от подобной наглости, последовала за ним. Остановилась в дверях, прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, всем своим видом выражая недовольство, на которое Ткачеву, похоже, было совершенно наплевать. Он прошел к столу, с грохотом выдвинул стул и уселся, швырнув на столешницу какую-то папку.

— Что же вы стоите? — Голос был злым, холодным, чужим. — Не желаете поинтересоваться, что внутри? Или вам и так известно?

— Убирайся, — удивительно, откуда у нее, измотанной до предела, вдруг появились силы, откуда взялась эта твердость и непримиримость в голосе и взгляде. Совершенно не хотелось вникать в смысл раздраженных слов, что-то выяснять, в чем-то разбираться. Единственное, чего хотелось — чтобы Ткачев скорее ушел. Не мучил ее своим присутствием.

— А знаете, это даже забавно.

Ткачев успел подняться со своего места и сделать несколько шагов, оказавшись напротив нее. Всего в нескольких сантиметрах, упираясь ладонью в стену рядом с ее плечом и ледяным, цепким взглядом изучая ее лицо.

— Это даже забавно, когда пытаешься найти десятки оправданий какому-нибудь неблаговидному поступку, приводишь сотни доводов, что нельзя было поступить иначе… А потом, когда другой совершает что-то подобное, строишь из себя жертву и обвиняешь во всех грехах. Помните, как с Русаковой? Как вы горячо убеждали, как рьяно отстаивали свою правоту… А теперь, что теперь? Строите из себя мученицу, обвиняете меня. А я же просто сделал то же самое, что и вы тогда. Только ситуация оказалась еще более опасной. Но вы почему-то не хотите этого понимать.

Ирина молчала. Она понимала правоту каждой безжалостной, хлесткой фразы, но не желала этого признавать. Она понимала, что у Ткачева, застигнутого прямо на месте преступления, не было другого выхода, но смириться с его поступком не могла. И снова накатил приступ пронзительной, невыносимой боли, настолько сильный, что потемнело в глазах. Если бы не стена, о которую она опиралась спиной, Ира наверняка бы упала.