Господи, да кто бы поверил, что Ирина Сергеевна — та Ирина Сергеевна, которая всегда и во всем готова была биться до последнего, — она вдруг оказалась такой безучастной и слабой?
Разбитая.
Она чувствовала себя такой разбитой. Словно фарфоровая кукла, разлетевшаяся на осколки, которые больше никогда не станут единым целым.
И когда настойчивые руки Ткачева бесцеремонно сомкнулись на спине, Ира только обессиленно прикрыла глаза, не пытаясь сопротивляться. Лишь, покачнувшись, машинально вцепилась в его плечо, удерживая равновесие.
Наверное, это могло быть спасением. Для нее, раздавленной, сломленной, вряд ли способной что-либо чувствовать. Для него, распаленного злостью, презрением и неподдающейся объяснению ревностью.
Но в тот момент, пристискивая руки начальницы к полированной поверхности стола, нависая над ней давящим монолитом, заходясь в прерывистых вдохах и выдохах, опалявших нежную кожу шеи, он не способен был думать хоть о чем-нибудь. Ни о том, что совершает сейчас, ни о том, в чем только что обвинял ее, давясь ядовитой неприязнью и яростью.
А потом была душная спальня, запах пряных духов, лаванды и почему-то лекарств, густой, пропитанный напряжением воздух и отчаянно-горькая, болезненно-томительная нежность, сменившая неуправляемую, дикую злость.
Ткачев ушел ближе к утру. Молча, так и не сказав больше ни слова. У Иры не хватило сил не то что подняться и закрыть за ним дверь, даже просто произнести что-нибудь. Да и вряд ли сейчас оказались бы уместны слова.
Только когда тяжелые шаги стихли на лестничной площадке, Ира закрыла глаза, утыкаясь лицом в подушку. Позволяя едким холодным слезам, так долго копившимся внутри, бурным потоком выплеснуться наружу.
Странно, но не было злости, и отвращения не было тоже. Лишь благодарность.
Она снова ощутила себя живой.
***
За все надо платить. Марк Андреевич вспомнил эту простую истину в тот недобрый час, когда позвонил его благодетель и напомнил о долге. Забелин поначалу не слишком напрягся: понятно, что любой нормальный отец на месте Ведищева пожелал бы найти убийцу своего сына. И почему бы не помочь, если это в твоих силах?
Действительно, почему? Может быть потому, что, постепенно распутывая это дело, он узнал: очаровательная Ирочка, полковник Зимина, по совместительству еще и преступница. Этакая “крестная мама” с бандой в погонах. И если на ее соратников Марку Андреевичу, откровенно говоря, было плевать, то для Ирины он печальной участи не желал. Может, она и заслуживала тюрьмы, но никак не смерти.
Впрочем, легкой смерти ей никто не обещал. Первым номером в “черном списке” значился ее сын. Око за око, как говорится. Товарищ полковник на своей шкуре должна была испытать, что значит лишиться ребенка. А следом — всех своих приятелей, подельников или как их там еще. Но и тут рыжая лиса обхитрила всех, спрятав сына. Да и ее волчата оказались на удивление живучи, каждый раз умудряясь ускользнуть от смерти.
Когда исполнитель попался, Забелин понял, что угроза не исчезла: помощник Ведищева костьми ляжет, но выполнит просьбу шефа. Уж очень ему не нравилась перспектива, что его отнюдь не невинные забавы станут достоянием общественности. А Марк Андреевич вдруг уяснил одну простую вещь: ну не может он допустить, чтобы эта рыжая “донна Карлеоне” отправилась на тот свет. А значит, компромат необходимо найти и уничтожить.
Благими намерениями, как говорится…
***
Понимание пришло не сразу.
Только когда Ткачев, очутившись на улице, медленно опустился на скамейку, пытаясь унять никак не стихавшую дрожь. Жадно вдыхая свежий воздух и тут же неловкими пальцами зажигая сигарету. Закурил, ожидая, когда улягутся волны эмоций и прояснится в голове.
Вот тут-то и настигло осознание того, что он совершил.
Это оказалось неожиданно, черт возьми. В тот момент, когда он, кипя от злости и негодования, был готов выплеснуть в лицо этой двуличной суке все, что думает о ней, Паша и не предполагал, что увидит ее такой: уничтоженной, раздавленной, равнодушной. И все слова обвинительной речи, крутившиеся на языке, вмиг растворились под ее пустым, ничего не выражающим взглядом.
Неужели она так его любила? Неужели она так любила этого Забелина, что оказалась способна снова предать их? На этот раз уже по-настоящему, цинично и без прикрас. Отправить за решетку тех, кого называла друзьями, за кого клялась стоять до последнего. Интересно, а как она сама думала выкрутиться? Или Забелин пообещал, что о ней никто ничего не узнает, а Ирина Сергеевна была настолько ослеплена своим чувством, что поверила ему?
Бред.
Он не мог поверить. С того самого момента, когда в квартире следака раскрыл найденную там папку с полным досье на каждого из них. На каждого — кроме Ирины Сергеевны. Вывод был до отвращения очевиден.
Но часа истины не получилось. Зимина снова — снова, как всегда случалось, если дело касалось ее, — спутала все карты.
Паша внезапно почти с ужасом понял, что ему все равно. Все равно, что она намеревалась провернуть со своим любовником, все равно, что нагло и безжалостно собиралась подставить их всех.