Обратная сторона мести (СИ)

— С оркестром и салютом, да. Лет через сто, — не остался в долгу Ткачев, намыливая мочалку. — Чего вы так упрямитесь, будто я голых женщин не видел?

— Ну в этом я не сомневаюсь, — фыркнула Ирина Сергеевна. — А ничего, что я, на минуточку, твой начальник?

Ткачев, никак не прокомментировав последнюю фразу, помог начальнице забраться в ванну и тут же снова получил по рукам. Зимина отобрала у него мочалку, поспешно задернула шторку и, оперевшись о кафельную стену, чтобы не упасть, принялась приводить себя в порядок.

— Ну, может поделишься, что вы там с Терещенко задумали? — сразу же приступила она к допросу, решив не тратить время даром. Тело тут же отозвалось ноющей болью — бил Олег весьма профессионально: очень болезненно, но так, чтобы не причинить большого вреда. Видимо, намеревался еще не один день развлекаться подобным образом. Интересно, почему Ткачев не дал ему такой возможности? Придумал что-то получше смерти от побоев?

— Неважно уже, — буркнул Паша, прислушиваясь к шуму воды, тяжелому дыханию и периодической ругани, которая совсем не пристала воспитанной женщине.

— Ткачев, не беси меня, — насколько возможно грозно начала Зимина и снова чертыхнулась, задев очередную ссадину.

— А то что, полотенцем задушите? — вяло пошутил Паша и вздохнул. Как ни крути, а выдавать чистосердечное признание все равно бы пришлось. Как бы и вправду не придушила…

— Ну, я жду, — поторопила Зимина, явно начиная терять терпение.

— Ну… Мы это… — замямлил Ткачев, как-то сразу утрачивая красноречие. — В общем… Точнее, я… Я хотел, чтобы вы признались в убийстве Кати, — выпалил наконец Паша и почти физически почувствовал, как отпустила давившая на плечи тяжесть недосказанности.

Несколько секунд Зимина молчала, видимо, не зная, как отнестись к сказанному.

— Ткачев, — выдавила она наконец, и ему показалось, что полковник пытается заглушить рвущийся наружу смех, — ты совсем идиот или это у тебя сезонное? Обострение тупости, так сказать. От Фомина заразился, что ли?

— А что мне оставалось? — снова начал раздражаться Паша, но Зимина прервала назревающий горячий диспут.

— Полотенце мне дай, народный мститель, — усмехнулась она, протягивая руку. — Лучше бы ты тогда и правда меня застрелил, чем весь этот цирк устраивать.

— А откуда вы…

— Господи, Ткачев, я иногда тебе поражаюсь, — мученически вздохнула начальница, выражая отношение к его умственным способностям. — Я все-таки полковник или где?

— Это все объясняет, — пробурчал Паша, по выработавшейся со вчерашнего вечера привычке поднимая Зимину на руки. Та уже и не сопротивлялась, несмотря на весь трагизм ситуации явно веселясь от происходящего. Ткачев и сам не знал, что уместнее в этой ситуации — смеяться или плакать. Еще вчера он дал бы в рожу тому, кто сказал бы, как он будет в прямом смысле носить на руках убийцу Кати, и вот… Все это было похоже на идиотскую пьесу в театре абсурда, и Паша, кажется, уже начал смиряться со своей ролью в этом дурацком спектакле.

— И что ты собираешься делать? — осведомилась Зимина, наблюдая, как Ткачев роется в аптечке.

— Обработать ваши “боевые раны”, если вы не догадываетесь, — равнодушно бросил тот, не глядя на Ирину Сергеевну.

— Ты понял, о чем я.

— Давайте мы с этим потом разберемся, хорошо? — Ткачев осторожно спустил с плеч начальницы полотенце, принявшись обрабатывать повреждения. Невольно отметил изящную линию шеи и плеч, мягкость кожи, даже заметил крошечную родинку чуть ниже ключицы и торопливо отвел взгляд.

— И что, совсем не боишься? — Зимина посмотрела прямо ему в глаза, словно хотела прочитать не только мысли — малейшие эмоции, прячущиеся за тоннами усталости в темных глазах.

— Чего? — спокойно уточнил Ткачев, отводя в сторону влажную прядь, на непривычно бледной коже казавшуюся ослепительно-яркой. — Убьете меня? Могу пистолет дать.

— Не паясничай, — начала раздражаться полковник. — Я с тобой вообще-то серьезно говорю.

— Да мне тоже в последнее время как-то не до смеха, Ирина Сергеевна. Так чего бояться, вы не ответили? Публичную казнь устроите? Мне как-то все равно, как подыхать, главное чтобы без лишних мучений.