Обратная сторона мести (СИ)

Ткачев проснулся от грохота, в тишине квартиры показавшегося чересчур громким. Несколько мгновений пытался сориентироваться и стряхнуть вязкую, обволакивающую сознание дремоту. Наконец поднялся и пошел на шум, в темноте стараясь не налететь на мебель, что спросонья оказалось весьма сложной задачей. Добравшись до спальни, с трудом нашарил на стене выключатель и сразу же выхватил взглядом Зимину, пытавшуюся подняться с пола. Моментально оказался рядом, помогая сесть обратно на постель, спросил, даже не замечая прорвавшегося в голосе волнения:

— Ирин Сергеевна, все порядке?

Конечно, она была в полном порядке. Если забыть про ноющие ребра, головокружение, никак не стихающую дрожь во всем теле и жуткую слабость. В других обстоятельствах Зимина не преминула бы съязвить по этому поводу, но с разборками все-таки можно было и подождать немного.

— Пить… — слабо произнесла Ирина Сергеевна, ненавидя в этот момент и собственную беспомощность, и придурка Ткачева, заварившего всю эту непонятную кашу.

— Да, сейчас, Ирин Сергевна, сейчас, — забормотал Паша, срываясь с места и одновременно торопливо вспоминая, где в доме находится минералка. Наконец составил логическую цепочку вода-холодильник-кухня, по пути едва не задев дверной косяк. Вернулся почти сразу, запыхавшийся, с уже открытой бутылкой — сомневался, что у Зиминой хватит сил справиться даже с такой простой задачей. С каким-то странным чувством смотрел, как начальница жадными глотками пьет воду, стараясь не расплескать, и ни хрена не понимал, что с ним происходит. Сколько дней прошло с того момента, как бесновался в ее квартире, желая придушить, угрожая убить? И попытался ведь потом, но так и не смог. И отдать на расправу Терещенко тоже. Даже просто оставить ее в ангаре, бросить подыхать — и то не сумел. А теперь носится с ней как последний идиот, вон как подорвался, едва попросила пить. Ну че за бред, а? Мечтал ведь, собственными руками мечтал уничтожить, а вместо этого… Жалеет? Вот уж в чем, а в жалости полковник не нуждалась никогда, и вряд ли нуждается теперь, даже когда самостоятельно не в силах пройти и пару метров.

— А теперь объясни мне, Ткачев, что за хрень происходит? — в своей обычной манере, так не вяжущейся с тихим, хриплым от боли голосом, осведомилась Зимина и взглянула на Пашу строго и даже раздраженно, как бывало обычно после какой-нибудь провинности.

— Ирин Сергевна, ну давайте не сейчас? — взмолился тот, меньше всего желая выяснять отношения с измученной начальницей.

— Ткачев! — Зимина повысила было голос, но тут же закашлялась. — Или ты мне немедленно все объясняешь, или…

— Ирина Сергеевна, а вам не кажется, что сейчас есть что-то поважнее? — оборвал Ткачев и сам удивился своей резкости. Легкое раздражение забилось внутри, желая прорваться наружу, но Павел постарался сдержать недовольство. Ну вот что она вечно из себя строит? После того, как вытащил ее, бессознательную, из этого чертова ангара, хотя спокойно мог бы оставить там; после того, как видел ее избитую, слабую, не способную даже удержаться на ногах. Ведь не может не понимать, что сейчас полностью зависит от него, но продолжает строить из себя начальницу, приказывает, чего-то требует… Это почему-то начинало ужасно бесить, но Паша сдержался. В конце концов, она не виновата, что имеет такой невыносимый характер. Хотя видеть Зимину беззащитной, даже покорной Ткачеву хотелось бы куда больше. Было в этом что-то… непривычное и очень милое, что ли.

— Ткачев, ты обалдел?! — негодующе взвилась Ирина Сергеевна, отталкивая его руки, принявшиеся расстегивать на ней пыльную, окровавленную рубашку. Паша иронично, совсем в ее стиле, приподнял бровь и насмешливо осведомился:

— Вы под душ в одежде встанете?

— Сама прекрасно справлюсь! — отрезала полковник и даже поднялась на ноги, но тут же рухнула обратно, вновь ощутив головокружение.

— Да я вижу, как вы прекрасно справляетесь, — хмыкнул Ткачев и продолжил прерванный процесс. Стянул с начальницы рубашку и не удержался, чтобы не выругаться — вполне привлекательное тело сейчас напоминало мечту садиста: сплошные синяки, кровоподтеки и ссадины. Вот же Терещенко! Маньяк недолеченный! Успел все-таки “повеселиться” между его уходом и звонком по просьбе Климова…

Наконец с разоблачением, сопровождавшимся слабыми протестами Зиминой, недовольными вздохами и едкими замечаниями вроде “не думала, что наш Пашенька любит стриптиз в исполнении полутрупов”, было покончено. Ткачев довел начальницу до ванной, но и тут одну не оставил. Поняв, что красноречивые взгляды на капитана не действуют, Зимина вновь прибегла к командному тону:

— Все, Ткачев, свободен!

— Ага, прям щас, — нагло отреагировал Паша, позабавившись начальственным ноткам, так контрастировавшим со слабостью. — Голова закружится, упадете, сотрясение получите или еще чего похуже, что мне потом с вашим трупом делать?

— Надеюсь, похоронишь достойно, — в тон ответила Зимина, включая воду.