Зимина продолжала молча смотреть на него. Что-то подсказывало, что сейчас Ткачев не шутит. Какая-то обреченность проступила в измученном облике еще совсем недавно заботливого и в то же время хамовато-веселого парня. Но стоило только заговорить серьезно, и вся шелуха насмешливости слетела с него в один миг. Сейчас перед Зиминой был безгранично усталый, где-то в глубине души равнодушный к своей дальнейшей участи человек. Она не имела права его жалеть, да и не собиралась этого делать: пусть и считала каждого из своей команды близким человеком, но никогда не брала на себя роль утешителя. Можешь помогать — помогай, не можешь — не лезь куда не нужно. Помочь Ткачеву справиться с той адской болью, на которую обрекла его во имя его же блага и блага всех остальных, полковник не могла. Да и никто не сумел бы, наверное. Так какой смысл жалеть, сочувствовать, выслушивать? Что это изменит? Если бы у нее была возможность вернуться в прошлое, Ирина Сергеевна поступила бы точно так же. Зная, как потом будет плохо, трудно, больно, какой груз она взвалит не только на себя, но и на тех, кто любил Русакову. Но что ей оставалось? Выбирая между Катей и всеми остальными, она не могла поступить по-другому. Русакова тоже сделала свой выбор между жизнью и смертью, когда написала донос, никто не заставлял ее становиться предательницей. Равно как и на собрания не тащили силком. Но Русаковой гораздо проще было стать жертвой, правдолюбкой, остаться чистенькой, и плевать на остальных. Даже предать Ткачева ей не показалось чем-то неестественным, как же, зато все будет по справедливости! Странное понятие о любви все-таки у нее было. Не защищать любой ценой близкого человека, не рвать всех, кто стоит на пути, не прошибать лбом любую преграду… А просто взять и сдать, успокаивая себя тем, что так нужно и правильно. Она, наверное, никогда бы так не смогла. Если бы еще способна была любить. К счастью, эта способность атрофировалась у полковника Зиминой уже давно.
========== “Доброе” утро майора Климова ==========
Утро для майора Климова выдалось совсем не добрым. Впрочем, понятие “утро” для человека, сутки находившегося на ногах, весьма относительно. С момента допроса Грибова, завершившегося так плачевно, Климову не выдалось ни одной спокойной минуты. Сначала надо было избавиться от тела, потом последовала слежка за Терещенко и убийство, затем его чудом не спалил Ткачев. Хорошо, что в ангаре было темно, имелась возможность спрятаться, а то опер, чего доброго, и его бы отправил следом за своим приятелем.
Но и после майор мог только мечтать о покое: сначала проследил, куда Ткачев отвез Зимину, потом снова вернулся в ангар, чтобы вывезти труп. Оставлять тело на месте было как минимум просто нехорошо, как максимум — опасно, как знать, кто мог заметить его незадолго до убийства, к тому же камеры… А вот если труп обнаружат в другом месте, доказать все будет гораздо сложнее. К тому же можно придумать пару хитростей, чтобы “отодвинуть” смерть Терещенко на несколько часов…
“Еще пара таких историй, и я смогу подрабатывать перевозчиком трупов”, — мрачно пошутил про себя майор, возясь с ключами. Мечтал, что сейчас войдет в кабинет и, забив на все, рухнет на диван в углу и поспит хотя бы два часа. Но и такой малости судьба ему не позволила.
— Товарищ полковник! — заверещал рядом молоденький голосок. — Мне нужно… как это у вас говорится? Заявить о преступлении, вот! Товарищ полковник!
Климов не сразу понял, что обращаются к нему. Только когда милое светловолосое создание осторожно тронуло его за рукав кителя, Вадим Георгиевич сообразил, что в коридоре, вообще-то, больше никого не видно.
— Ну, во-первых, я майор, — кашлянув, поправил он, — а во-вторых, это вам к операм, дверь…
— Да вы послушайте! — не обращая внимания на его реплику, продолжала трещать девушка. — У меня соседа убили…
— Девушка, если у вас кого-то убили, то позвоните 02, приедет наряд, разберется, — снова устало перебил майор, но посетительница вновь пропустила его слова мимо ушей.
—… А вчера ночью я мусор выносить выходила, смотрю, машина подъезжает, незнакомая, у нас во дворе ни у кого такой нет, потом какой-то мужчина вышел и припарковался около мусорки, побыл немного и уехал, а утром Олега нашли! Ну, я и решила сразу к вам, номер-то я запомнила!..
Климов всегда считал, что фразы вроде “земля ушла из-под ног” являются всего лишь бессмысленным литературным шаблоном, но сейчас испытал значение этого речевого оборота на себе в полной мере. Ну ведь он был уверен, абсолютно уверен, что его никто не заметит! В тот час даже любители поздних прогулок должны были мирно видеть сны, а не шататься по дворам. И ведь никого не было тогда у подъезда, он бы непременно заметил! Как же так, а? И что теперь делать с девчонкой? Не убивать же, в самом деле? Но ведь та вряд ли успокоится, какая неугомонная попалась…
— Да с чего вы вообще взяли, что это был убийца? — внешне совершенно спокойно спросил майор. — Мало ли, человек мусор выбрасывал…