Обратно к врагам: Автобиографическая повесть

Наконец Нина и я попрощались с дедушкой и бабушкой и пароходом поехали в Никополь. Мы выехали рано и к обеду уже были в городе. Здесь и в порту и на вокзале было много народа. Среди них особенно много было возвращенцев из Германии. Их сразу же можно было узнать по мешкам, узлам, чемоданам и сундукам. Вокзал был похож на цыганский табор, а пассажиры — на кочующих цыган. Из Никополя уже поездом мы поехали на Марганец, где, по рассказам бабушки и дедушки, жили наша мама с сестрой и братом. Городок находился всего в каких-нибудь сорока минутах езды от Никополя, и мы скоро, еще в обеденное время, прибыли туда.

Вокзал в Марганце был маленький и почти пустой. На широкой платформе играло несколько мальчишек. Они возились с каким-то велосипедом, вероятно, учились ездить. Один из них, самый высокий, схватил велосипед, сел на него, проехал немного, затем упал вместе с велосипедом. Другие мальчишки сразу подскочили к нему, и один из них опять завладел велосипедом. Он тоже проехал немного, тогда как его собратья бежали вслед за ним.

— Да это же наш Иван! — сказала Нина.

— Который?

Я посмотрела на него, и мы с Ниной вскрикнули:

— Ваня!

Мальчишка повернулся к нам и, увидев, бросился нам навстречу:

— Нина! Виля!

Вероятно, он стеснялся своих товарищей и не поцеловал нас.

— Идемте домой! — сказал он и, подхватив наши чемоданы, помчался вперед.

— Там наш поселок! — сказал он, указывая на четыре кирпичных здания, стоявших недалеко от вокзала.

— Второй дом, вон там мы живем!

Несколько минут спустя мы были в маленькой комнатушке. Мама стояла у печки, а младшая сестра, Клавдия, сидела у стола и писала. Ее густые красные волосы тяжело падали на плечи. Она подняла голову и посмотрела на нас. Мы все молчали. От такой внезапной и неожиданной встречи никто не мог еще опомниться. Только через несколько минут мы стали приветствовать друг друга. Но потом опять все умолкли. Мы не знали, с чего начинать. Кроме того, мы еще не все были дома. Не было отца. Как бы угадывая наши мысли, мама сказала:

— Отец написал, что через месяц приедет. Раньше его не пускают. Рана еще не зажила.

— А вы совсем не изменились. Не стали выше ростом, не выросли, — сказал Иван, обращаясь к нам с Ниной.

— Зато ты стал вдвое выше, — сказала Нина. — Кажется, в семье у нас никого нет такого высокого.

Мама, несмотря на все лишения, которые ей пришлось испытать за время войны, выглядела еще молодой и красивой. На лице ее не было морщин, волосы — без седины, только глаза, казалось, были глубже и лицо немного потемнело от солнца.

К обеду мама подала мамалыгу — это своего рода каша из кукурузной муки. Мы резали ее ломтями и ели с поджаренным салом с луком. Потом мы запивали ее чаем и, рассевшись, где было место, по очереди начали рассказывать свои приключения за годы войны и разлуки. К концу нашей с Ниной истории я сказала:

— Если мы хотим остаться здесь и не возвращаться в лагерь, нам надо немедленно зарегистрироваться в НКВД. Тогда, вероятно, нас пошлют куда-нибудь на работы.

— Я думаю, — сказала мама, — что вряд ли вас пошлют обратно в лагерь в Венгрию. У правительства нет транспорта, а фильтровку НКВД можно пройти и на месте. — Помолчав, она добавила: — Но вы подождите регистрироваться. Только что приехали и опять уезжать? Еще успеете. У нас много дел. Надо убрать огород. Я посеяла кукурузу, картофель, морковь, бобы, свеклу, капусту. Мне дали за городом участок. Кроме того, вам надо подождать отца, а потом можете и регистрироваться.

Итак, уже на второй день мы приступили к работе. Мамин огород находился недалеко за городом. Иван раздобыл где-то ручную повозку, и теперь два раза в день мы везли ее, наполненную овощами, домой. Работы было порядочно: надо было выкапывать картофель, собирать огурцы и арбузы, помидоры, капусту и другие овощи. Часть всего этого мама прятала в погреб. У каждого жильца был свой погреб. Он находился перед домом, в земле, и запирался сверху замком. Другую часть она солила, квасила или варила для консервирования. Так мы были заняты весь день, и только к вечеру все сходились в нашей крошечной комнатушке. А в ней негде было даже повернуться, и кому-нибудь из нас надо было всегда выходить в коридор, чтобы другие могли двигаться. Но все это было не так важно. Главное — мы были вместе.

По пути к огороду или домой нам встречались иногда грузовые машины, возившие немецких военнопленных на работы в колхозы и совхозы. Однажды, когда мы проходили мимо проезжающих военнопленных, они начали что-то кричать нам. Я не сразу поняла и остановилась. Теперь я их хорошо могла слышать. Они выкрикивали грубые ругательства по-русски, сами, вероятно, не понимая того, что кричали. Их лица, измученные, худые и небритые, совсем не гармонировали с тем, что они выкрикивали.