Обратной дороги нет

Итак, назначен командиром взвода разведки. Странно получилось! На передовой с первых дней, успел понюхать пороху, лейтенант, а вот чувствовал себя новичком. Наверное потому, что раньше не приходилось бывать в разведке.

Мои подчиненные выглядели вояками бывалыми, у многих на груди поблескивал орден Красного Знамени. Были и другие награды, но орден Красного Знамени всегда вызывал у меня особое уважение.

Взвод готовился к выполнению задачи. У всех были спокойные лица — предстояла обычная, будничная работа. А я волновался. Стараясь казаться спокойным, приглядывался к людям: может, и они волнуются, но умело скрывают свои переживания?

Вот сидит сибиряк Макагонов, он обматывает чистым бинтом автомат, чтобы не выделялся на снегу, и мурлычет какую-то песенку. Рядом с Макагоновым его постоянный собеседник и задира Саша Пролеткин, он тоже меняет испачкавшийся бинт. Верный своим привычкам, Саша заводит с Макагоновым разговор. Все затихают и прислушиваются: Саша обязательно что-нибудь отчудит.

— Скажи, Макагонов, ты жирафа ел?

— Что я сдурел, что ли, жирафа есть?

— А я ел.

— Как же ты в Африку попал?

— Зачем в Африку. Когда Смоленск оставляли, там зверинец разбежался. Вот мы с одним дружком и попробовали. Хотели еще бегемота попробовать.

— Уж молчал бы, — неодобрительно говорит Макагонов.

— А что?

— Под суд тебя надо за такие дела, вот что! Редких животных истреблял.

— Эх, какой быстрый! — юлит перед Макагоновым Саша. — А ты бы не истреблял?

— Я — нет!

— Вот тебя-то и надо под суд. Тогда приказ был: уничтожить все, чтобы фашистам не досталось. У жирафа шею видел? Он ни в какой вагон не помещается, и на платформу нельзя — за семафоры цеплять будет. Его и не эвакуировали поэтому.

Вот так весь день: готовятся, шутят, отдыхают. А через несколько часов, может случиться, кого-нибудь из них принесут мертвым на плащ-палатке.

С наступлением темноты вышли. Нас было восемь. В первой траншее разведчики курили, разговаривали со знакомыми солдатами, ждали, пока сгустятся сумерки.

Я наблюдал за объектом, на который решено было идти. Это небольшая высота, на ней пулемет. Мы должны разрезать проволоку, забраться в немецкую траншею и по ней подойти к пулемету с фланга.

Мне хотелось, «чтобы это произошло побыстрее.

Наконец стало совсем темно. Я собрал разведчиков, спросил, все ли готовы, подал команду и первым выскочил из окопа.

Когда отошли от своих траншей, со мной поравнялся Макагонов.

— Негоже командиру ходить за дозорного, — сказал он и обернулся: — Ну-ка ты, жирафник, давай в дозор с Пантелеевым!

Саша и Пантелеев беспрекословно пошли вперед. С этого момента и дальше, до самого возвращения, я чувствовал, хоть я и старший, все слушают, что скажет Макагонов. Он был опытный разведчик, с ним люди много раз бывали в деле. В него верили.

Вообще понятие «командовать» в разведке своеобразно. Как командовать, когда вблизи противника нельзя произнести ни слова, нельзя сделать ни одного заметного движения. Здесь вместо команды — едва уловимый жест, кивок, а то и просто — «делай как я». Командир ползет — все за ним, остановился — и все замерли.

Обычно поиск разрабатывается и продумывается до мельчайших подробностей заранее. Иногда все действия репетируются на местности, похожей на ту, где предстоит «работа». Случайности, конечно, меняют ход событий, но все же продуманная канва объединяет общие усилия без лишних команд.

Люди, которые не раз ходили на задание вместе, понимают друг друга без слов. У них, как говорится, один мигнет — другой смекнет.

Я был новичком и, естественно, не мог сразу верховодить. Поэтому я Макагонову не противился. Да и щелканье пуль над головой несколько умеряло мою прыть.

Сначала мы шли быстро. Останавливались, только когда ракета взмывала в небо. Покачиваясь, ракета плавно спускалась к земле, заливая все вокруг зеленоватым светом. Мы, не двигаясь, лежали на снегу.

От середины нейтральной зоны продвигались ползком. Когда впереди показался кустарник, я узнал его: он примыкал к проволоке противника. Наблюдая за объектом из своих окопов, я намеревался использовать этот кустарник для маскировки. По нему можно было подползти к проволочному заграждению.

Я показал Макагонову рукой в направлении кустарника. Но Макагонов отрицательно помотал головой. Меня это задело, я еще раз махнул в сторону кустов. Тогда Макагонов приблизился ко мне и без голоса, одним дыханием, прошептал на ухо:

— Хрустеть будет.

Затем он кистью руки вильнул перед моими глазами, как делают, когда изображают рыбу, и я сразу понял! нужно, обтекая кустарник, ползти опушкой его, он нас скроет от наблюдателей и приведет к проволоке.

Я кивнул и пополз за Макагоновым.

Проволоку резали два разведчика. Один, лежа на спине, перекусывал ее ножницами, другой отводил концы. Резали только нижние нити, до верхних тянуться опасно, да они нам и не помешают.

Сердце у меня гулко стучало, по спине пробегал холодок. Враг был рядом. Опасно было даже громко дышать, услышат. Когда проход был готов и подошла моя очередь ползти под проволоку, кровь во всем теле приливала и отливала горячими волнами.