Обратной дороги нет

В немецкую траншею мы спустились вшестером. Двое остались охранять и расширять проход на тот случай, если нам придется спешно отходить.

Траншеи роются извилистые. В том изгибе, куда мы спустились, никого не было. Мы заглянули за ближние повороты — справа и слева. Пусто. По намеченному плану двинулись вверх, к пулемету. По стенке траншеи тянулся прикрепленный скобами кабель. Я показал на него Макагонову. Тот кивнул: «Режь». Я достал нож и стал резать провод. Он оказался крепким и не поддавался. И вдруг, когда я возился с проводом, из-за поворота вышли два гитлеровца. Это было настолько неожиданно, что мы оцепенели.

Фашисты подошли спокойно, и передний о чем-то стал спрашивать. Очевидно, нас приняли за своих связистов. Они были в белых маскировочных костюмах, мы — тоже.

И вот тут короткая очередь треснула у меня над ухом. В первое мгновение я даже не понял, кто стреляет. Затем увидел, как ближний ко мне гитлеровец повалился на спину, а второй бросился бежать.

Стрелял, как выяснилось потом, Пантелеев, у парня просто не выдержали нервы.

Я перепрыгнул через убитого и кинулся за убегавшим. Настиг его. Схватил за плечи. Попытался свалить. Но сильный удар отбросил меня назад. Гитлеровец побежал дальше. С налету я прыгнул ему на плечи, но он ловко вывернулся. Я упал. В этот момент, видно только опомнясь, фашист закричал.

Все наши стремления сводились к тому, чтобы действовать тихо. И вдруг этот отчаянный крик о помощи. Он был настолько страшен для нас, что я, забыв обо всем, выхватил нож и в два прыжка настиг гитлеровца.

Ко мне подбежали разведчики. Гитлеровец лежал на дне траншеи. «Языка» не было. Мы напряженно вслушивались, не бежит ли кто на зов.

И тут-то по стенке траншеи застучали пули, все мы прижались к противоположной стороне. Стреляли рядом, но звуки выстрелов были глухие.

Я выглянул за поворот и все понял. Там виднелись лесенка и дверь блиндажа. Враги стреляли из автомата через закрытую дверь. Они услышали крик и возню в траншее и пытались огнем расчистить себе выход.

Макагонов бросил под дверь гранату. Грохнул взрыв, дверь сорвало. Перед нами открылся тускло освещенный блиндаж. Я метнул в него гранату. Свет в блиндаже погас, раздались крики и стоны. Макагонов бросил еще одну гранату. Крики в блиндаже смолкли. Из черного проема двери выходил дымок.

Нужно лезть в блиндаж и тащить оттуда «языка». Но там могут стоять наготове уцелевшие автоматчики, и как только покажешься в дверном проеме, они прошьют очередями. Что делать?

Решение возникает мгновенно. Я бросаю в блиндаж еще одну гранату, но не выдергиваю из нее кольцо. Вслед за гранатой вбегаю в блиндаж и отскакиваю в сторону от двери.

Расчет прост: если кто-нибудь уцелел, он при падении гранаты обязательно бросится на землю и инстинктивно прикроет голову. О том, что граната не разорвется, знаю только я.

Одной секунды хватило, чтобы вскочить в блиндаж незамеченным. В блиндаже темно. Я стоял, прижимаясь спиной к стене и держа автомат наготове. Пахло гарью взрыва. Было слышно тяжелое дыхание гитлеровцев. Осторожно сделал первый шаг и сразу наткнулся на лежащего. Он не подавал признаков жизни. Я двинулся вперед на четвереньках, ощупывая дорогу руками. Блиндаж оказался небольшой, наверное, на отделение. Натолкнулся в темноте еще на четверых, все они были ранены или оглушены взрывом. В «языки» явно не годились. Впереди я все время слышал дыхание. Фашист дышал тяжело и шумно, будто после бега, он не подозревал, что рядом русский разведчик. Убедившись, что, кроме этого немца, в блиндаже нет никого, способного к сопротивлению, я включил карманный фонарик и направил свет в испуганные глаза гитлеровца, чтобы ослепить его. Затем обвел лучом блиндаж. Все лежали неподвижно.

Я шагнул к гитлеровцу. Он стал пятиться от меня в угол. Следов крови на нем не было. Значит, не ранен. Это то, что нам нужно. Я взял его за ворот и встряхнул, чтоб тверже стоял на ногах. Ноги у него от страха подгибались, как резиновые.

В блиндаж заглянул Макагонов.

— Ну, как? — спросил он.

— Есть, — ответил я и подтолкнул «языка» к двери. Фашист был потрясен и подавлен, он не сопротивлялся, покорно принял кляп и дал связать руки. Он не сводил с меня расширенных от ужаса глаз. Вид у меня действительно был устрашающий. Белый костюм окрасился кровью, ведь я ползал в блиндаже между ранеными и убитыми.

Разведчики собрали документы. Дело было сделано, тронулись в обратный путь.

Благополучно достигли прохода в проволочном заграждении. Нас никто не преследовал. Отделение, которое оборонялось на этой высотке, было полностью уничтожено, а соседи, вероятно, не обратили внимания на нашу возню. Да и произошло это в десять — пятнадцать минут, рассказывать долго, а там все совершилось с молниеносной быстротой.

Пленного привели в штаб; я сдал вместе с ним захваченные документы и направился к себе в блиндаж. Там все были возбуждены и веселы. Пролеткин, как обычно, втянул в спор Макагонова, и каждый из них, в соответствии со своими взглядами на жизнь, защищал собственную точку зрения.