Читаем Обратный билет. Воспоминания о немецком летчике, бежавшем из плена полностью

– Входите. Я сейчас спрошу у мужа. Вы не ранены?

– К счастью, нет, но зато весь покрыт грязью.

Поверив в то, что фон Верра является голландским летчиком, а стало быть, союзником, женщина загорелась желанием помочь ему. Она налила ему чашку чаю и сказала, что через несколько минут с дойки вернутся мужчины.

В ожидании мужчин фон Верра болтал с хозяйкой. Он рассказал ей о своей матери, которую не видел уже больше года, и женщина выразила ему должное сочувствие. Потом он рассказал ей о воздушных налетах на Германию, в которых якобы принимал участие. Женщина попалась на удочку.

Через несколько минут появился ее муж. Он был так же удивлен, как и его жена, и готов оказать голландскому летчику посильную помощь. Ближайший аэродром был в Хакнелле, но телефон на ферме был неисправен. Хозяева показали фон Верре дорогу до ближайшего телефона-автомата у станции.

– Я должен идти, – сказал фон Верра. – Спасибо за помощь.

«Все идет как по маслу, – с восторгом подумал он. – Если они проглотили мою историю, значит, это сработает и на аэродроме».

Через полчаса он нашел телефон и связался с аэродромом Хакнелл.

– Дайте мне дежурного офицера, – потребовал фон Верра. Когда трубку взял дежурный офицер, фон Верра уверенно сказал: – С вами говорит капитан Ван Лотт, ВВС Голландии. Мой «веллингтон» был подбит над Данией этой ночью. Я пытался привести самолет обратно, но немного не дотянул до своей базы. Остальные члены экипажа выпрыгнули с парашютом, они должны быть где-то поблизости. Мне удалось посадить самолет на брюхо. Не могли бы вы выслать за мной машину? Остальное я расскажу вам при встрече.

– Где вы сейчас находитесь? – последовал вопрос.

– Станция Кондор-парк.

– Машина будет через двадцать минут.

Вскоре возле станции притормозила машина, и офицер открыл дверцу. Через десять минут фон Верра уже был на аэродроме. Машина подъехала прямо к двери административного здания, британский офицер открыл дверцу машины и отдал фон Верре честь.

Фон Верра поднялся по ступенькам. У двери его встретил дежурный офицер.

– Могу я поговорить с помощником коменданта аэродрома? – тут же спросил фон Верра, справедливо предположив, что в этот ранний час – а было около семи утра – самого коменданта вряд ли можно застать на аэродроме.

– Помощник уже в курсе дела, – ответил офицер, – он будет здесь с минуты на минуту. Не хотите ли позавтракать?

– Нет, не хочу терять время, – отозвался фон Верра. – Мне нужен самолет, чтобы как можно скорее вернуться на базу.

– Помощник коменданта позаботится об этом. У вас хватит времени на яичницу с беконом, – сказал офицер и проводил фон Верру в столовую.

– Привет! – сказали летчики, уже завтракавшие в столовой. – Садись с нами, парень. Ну что, попали в переделку? Остальные целы?

– Надеюсь, – ответил фон Верра.

– На чем летали, на «уайтли»?

– Нет, на «веллингтоне».

– Не самое плохое корыто. Где были?

– Над Данией. Полно зениток и ночных истребителей. Прошу прощения, но я должен немедленно позвонить на свою базу.

Фон Верре показали, где находится телефон, и он принялся говорить что-то в молчащую трубку, делая вид, что разговаривает с базой.

Потом прибыл помощник коменданта, и фон Верра снова начал рассказывать свою историю, на этот раз со всеми подробностями. Пока все шло хорошо. Обмундирование фон Верры ни у кого не вызывало подозрений, как и его ломаный английский, ведь в Британии служило много иностранных летчиков из Голландии, Франции, Норвегии… Но вот фон Верра решился, наконец, попросить самолет.

– К сожалению, сейчас у нас нет ни одного свободного, – сказал помощник, поколебавшись.

Постепенно дружеский разговор свернул в опасное русло – британские летчики принялись расспрашивать фон Верру о его эскадрилье, базе. Он почувствовал себя неуютно. Нужно как-то свернуть разговор, подумал фон Верра, иначе своими вопросами они скоро загонят его в угол. Фон Верра спросил, где находится туалет, и поспешно ретировался. Так ему удалось выиграть несколько минут. Расспросов ему не выдержать, поэтому лучшее, что можно сделать в такой ситуации, – попытаться самому найти самолет. Фон Верра вылез из окна туалета и принялся осматривать взлетно-посадочную полосу. Прошло почти три четверти часа, прежде чем он, наконец, обнаружил «харрикейн», возле которого суетился механик, заправлявший самолет.

– Отличные самолеты эти «харрикейны», – бодро сказал фон Верра.

– Этот для майора, – откликнулся механик. – Сегодня снова в строй.

– Значит, я не ошибся, – сказал фон Верра, на которого внезапно снизошло озарение. – Я буду пилотировать этот самолет.

– Повезло! Подождите минуту, я принесу бумаги.

– Обойдусь без них, – заверил его фон Верра. – Мне пора лететь.

– Без них никак нельзя, – решительно сказал механик, – война же. – И он ушел.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное