Обратный билет. Воспоминания о немецком летчике, бежавшем из плена

К полуночи всех военнопленных благополучно погрузили в два поезда, и мы покинули Галифакс, так и не увидев ничего, кроме гавани. Мы не имели понятия, куда нас везут, но это нас не особенно беспокоило. В этой стране мы были непрошеными гостями и не желали оставаться здесь дольше, чем необходимо, но должен признаться, что с самого начала канадская природа произвела большое впечатление. Чувствовалось, что эта пустынная земля обладает большим потенциалом, а ее жители, казалось, были скроены по иной, отличной от европейской мерке.

С канадскими охранниками нам не повезло. Они казались нам довольно ограниченными людьми. Единственное, что их волновало, – это их хорошие отношения с начальством. Будучи военнопленными, мы были весьма чувствительны, когда дело касалось нашего человеческого достоинства, и это, вкупе с бесчувственностью наших канадских охранников, вело к постоянным конфликтам. У нас ушли годы на то, чтобы научить наших охранников правильному обращению с нами.

Полковник Стетхем, начальник управления по интернированию, уж точно не знал, как с нами обращаться. Так как я мог кое-как изъясняться на английском языке, я служил в нашем вагоне переводчиком и поэтому имел возможность довольно часто беседовать с полковником. Это был хорошо сложенный мужчина лет сорока. Я сказал «был», потому что в 1942 году он погиб. Полковник носил очки, был добродушен и общителен. Однажды он обратился к нам «эй, мальчики», на что мы тут же возмущенно ответили: «мы вам не мальчики», и я вынужден был объяснить полковнику, что германские офицеры привыкли, чтобы к ним обращались, называя имя и звание. Наше поведение рассердило полковника. У него уже возникал с нами конфликт, когда он пытался одеть нас в нечто, напоминающее тюремные робы.

Полковник считал нас заключенными и не понимал, что существует разница между заключенными, преступившими закон, и военнопленными. Полковник даже как-то заявил нам, что после назначения на должность начальника управления по интернированию он специально посетил крупную тюрьму, чтобы узнать, как обращаться с заключенными.

Я рассказал, что мы думали о полковнике, и, наверное, будет справедливо, если я позволю читателю узнать, что он и остальные канадцы думали о нас. К счастью, я могу сделать это, воспользовавшись вырезкой из канадской газеты от 19 июня 1941 года:

«Немецкие офицеры-военнопленные не выказывают ни малейшего признака признательности за все, что для них делается. Любое проявление дружелюбия они тут же истолковывают как слабость… Создается впечатление, что курс подготовки немецких солдат включает в себя также и осуществление побега в случае, если они попадут в плен. Немецкие военнопленные прибегают ко всяческим уловкам, чтобы превратить выданные им вещи в напильники, лопатки и другие инструменты… Они постоянно заявляют протесты по тому или иному, часто пустяковому поводу и отправляют их в швейцарское консульство. Необходимо заметить, что мы неукоснительно соблюдаем Женевскую конвенцию и можем только надеяться, что она столь же неукоснительно соблюдается в немецких лагерях для военнопленных… Немецкие военнопленные с неохотой соблюдают столь необходимую в лагере дисциплину, и это наглядно демонстрирует все трудности, с которыми мы столкнемся, когда Германия будет повержена».

Кстати, мы часто спорили с полковником Стетхемом на тему грядущего краха Германии. Он все твердил о распрекрасном лагере, который подготовил для нас, где нас будут хорошо кормить и даже давать пиво, он также заметил, что в этом лагере мы с комфортом проведем ближайшие несколько лет. Я рассмеялся и ответил, что как минимум через три месяца мы уже будем на пути домой. Полковник насмешливо посмотрел на меня.

– Желаете заключить пари? – спросил он.

Я предложил в качестве ставки один доллар за каждый лишний день, что мы проведем в Канаде сверх трех месяцев, а он предложил мне десять долларов за каждый день, если мы отправимся домой раньше. Но потом он вспомнил о занимаемой им должности и о моем положении и отказался заключать пари, что для меня было, пожалуй, к лучшему. Это пари могло бы обойтись мне в 1600 долларов, так как наш обратный путь в Галифакс начался в мае 1945 года.

Тем временем наш поезд стремительно мчался к месту назначения. У нас не было карт, поэтому нам трудно было проследить наш маршрут, однако мы знали, что уже миновали Нью-Брансуик и теперь держали путь к реке Святого Лаврентия! Я знал, что дальше на юг, после озера Онтарио, река Святого Лаврентия превращается в границу между Канадой и США. Я обсудил создавшееся положение со своим товарищем Асмусом, и мы пришли к выводу, что вскоре нам представится прекрасный шанс для побега.

А пока что мы поудобнее устроились на жестких кожаных сиденьях и попытались уснуть. Ночью было очень холодно, и одеяло, которое выдали каждому из нас, почти не согревало. Через несколько лет, во время нашего обратного путешествия, у нас были хорошие матрасы, чистые белые простыни, несколько одеял, и мы прекрасно выспались, но в мою первую ночь в Канаде я не смог сомкнуть глаз.