Обратный отсчёт

По отношению ко мне моя хозяйка вела себя неровно. То была холодна как лёд, отдавая распоряжения, цедила слова, словно через силу, то вообще молчала и пристально смотрела на меня странным взглядом, к которому я уже стал привыкать, то чувствовал я в её словах и взглядах необъяснимое тепло и какое-то невысказанное, затаённое желание…

Одно было стабильно: неравнодушие. Когда мы находились вместе, она была всецело направлена на меня. Может, не совсем верно выразился, но мне это виделось именно так. Мужчине с опытом это заметить несложно: вроде бы занимается своими делами, звонит куда-то, смотрит за окно, общается с секретаршей, а сама непроизвольно как будто бы подаётся ко мне, прислушивается: как я реагирую на её жесты, слова, само присутствие?

Это было приятно и одновременно тревожно. Она мне нравилась. И в то же время я её боялся. Совершенно непонятно было, что от неё можно ожидать. Знаете, мне по прежней работе доводилось знакомиться с материалами дел, в которых фигурировали психованные светские красавицы, укокошившие своих бойфрендов в припадке дикой ярости. То есть это уже потом понятно было, что они психованные, а до того вроде бы паиньками были, воспитанными дамочками из приличных семей и вообще, как говорится, — ни в одном глазу!

Так, повседневные мелочи оставим, переходим к сцене после обеда у немцев — чтобы было понятно, насколько обоснованы мои опасения в плане личной безопасности.

В четверг, около полудня, я сидел в «службе», ожидая вызова. «Служба» — это помещение для прислуги, рядом с кухней. Большая общая комната, свой санузел, обеденный стол, буфет, оборудованный для круглосуточного приёма чая и кофе (кофеварка, чайник и сопутствующие аксессуары), два дивана, четыре кресла, телевизор и радио. И маленькая комнатка отдыха с двумя кроватями. Там обычно спит дежурная горничная, больше на ночь в доме никто не остаётся, а охрана ютится вообще в отдельном строении. Доступ в господскую половину здесь только по звонку, прислуга вышколена, никому и в голову не придёт прогуляться туда по своему произволу, без команды. Неограниченный доступ лишь у секретарши Вали и дворецкого Вольдемара. В принципе я мог бы спокойно сидеть в гараже — там тепло, чисто и просторно, но мне неудобно было перед «суточными»: они все косились на меня, считали выскочкой.

Так вот, сидел я в «службе», любезничал с горничными — Ниной и Нелли — и в окно видел, как во двор заехал чёрный «600». Девчата сказали, что это машина хозяина. Вышла секретарша, взяла из машины какую-то продолговатую коробку, и «600» убыл. Через несколько минут позвали горничных. Когда они вернулись, то сообщили, что помогали хозяйке примерять новое платье, якобы присланное хозяином.

Потом прибежал озабоченный Антон — старший группы сопровождения. Притащил схему, поставил задачу:

— Едем в немецкое посольство. Вот маршрут… Если будет пересадка, следуешь за машинами хозяина до конечной точки, паркуешься поблизости, ожидаешь моего сигнала…

Минут через десять мне велели подавать машину.

Видите, как я наловчился: «велели» да «подавать»… Сказал бы мне кто с месяц назад, что придётся осваивать холуйский сленг, я б тому без разговоров накатил в дыню! Хотя, с другой стороны, обычный сервис: вроде как таксист, только на постоянной основе, и клиент всегда один и тот же…

Валю в этот раз не взяли. Наталья, как обычно, села впереди, рядом со мной. Вместо привычного делового костюма на ней было длинное чёрное платье (материал назвать затрудняюсь, что-то похожее на шёлк, этакое всё переливчатое и странным образом перекрученное), а на плечи она набросила невесомую горностаевую накидку.

Когда я уже вывел машину за ворота, Наталья сбросила накидку, развернулась ко мне и спросила:

— Ну и как я вам?

Я глянул… и в буквальном смысле оторопел! На какое-то мгновение впал в ступор, потерял вдруг рулевое колесо, и мы едва не въехали в столб. Хорошо, разогнаться ещё не успели!

На мой взгляд, это была квинтэссенция мировой женской красоты, явленная мне в назидание за мужскую самоуверенность. И чего ты там себе возомнил?! Посмотри, плебей, полюбуйся, заткнись и не смей больше никогда даже думать об этом! Это не для пользования, а сугубо для лицезрения в состоянии немого восторга. Прими как данность — это просто богиня, это…

Нет, мне трудно описать это изящным слогом — не горазд я на такие дела, так что получайте всё, как мне это виделось. В общем, так: платье на бретельках, точёные мраморные плечи, лебединая шея без единой морщинки, какой-то просто умопомрачительный бриллиантовый гарнитур (колье, серьги, браслеты на платиновой основе) — как минимум взвод охраны надо, чтобы носить такой. И два самых ярких самоцвета, гармонично завершающих коллекцию, — пронзительно синие сапфиры огромных глаз, два омута с затаённой в глубине чертовщинкой, с бешеным азартом искрящейся сумасшедшинкой…

Я справился с управлением, невольно чертыхнулся, покраснел, неловко извинился…

Наталья опять укуталась в накидку, довольно улыбаясь, сказала невинным тоном:

— Я рада.

— Чему?

— Тому, что нравлюсь вам.

— А я… Гхм-кхм… Ничего такого…