Очевидно, что вычленение двух типов цивилизационных образований и контрастное выделение их характеристик было важным шагом, открывшим дорогу дискуссиям.
Невозможно согласиться с жестким разделением характеристик «классических» и пограничных образований. Тем самым оба типа образований признаются статичными, оказываются оторванными от исторического контекста, от историко-феноменологического ряда, утверждается взгляд на них как на принципиально различные онтологические сущности. За увековечиванием онтологических характеристик, хотят этого авторы или нет, стоит идеология, тот или иной вид центризма и оценки по шкале «хуже – лучше», «продуктивно – непродуктивно», «более развито – менее развито» и т. д. И хотели этого авторы (от Шпенглера до Григория Померанца, Александра Ахиезера, Вадима Цымбурского) или нет, они представили пограничные цивилизации как своего рода «недоделки» мировой истории, цивилизационного процесса, все так же отводя им оценочную нишу среди таких дефиниций, как псевдоморфоз, стыковые, промежуточные, агрегаты, лиминальные (по Виктору Тёрнеру, «ни то ни сё»).
Освобождает от любых центризмов только децентрированная история, понятая как свободный многообразный и нелинейный процесс в различных вариантах и формах, на разных уровнях, на принципах неоднородных и в различных версиях, и одновременно как единый процесс на принципах взаимодополнительности и взаимодействий. Несостоятельность оторванного от реальной истории онтологического подхода выявляется сразу же, как только мы опускаем схематику в историческую динамику, где действуют не «арифметические», бинарные противопоставления, а много более сложные закономерности сверхсложных систем, какими являются цивилизационные образования, их генезис, формирование, эволюция. Ю. М. Лотман, А. С. Ахиезер работали с бинарным кодом, описывали развитие пограничной российской цивилизации как противостояние дихотомических противоречий и альтернатив («или» – «или») в кризисных ситуациях, что делает невозможным качественно новое (т. е. синтетическое решение), а это означает, что ее «онтология» обрекает на инверсию полюсов и топтание на месте. Новое достигается в западноевропейском варианте путем разрешения кризиса через медиацию, и это восстановленная целостность и инновация[194]
. В пограничных культурах – инверсионный характер развития, новые расколы без продвижения и изменения симбиотической «онтологии»; высший уровень, т. е. синтез, подлинно высокие инновации доступны им только в ограниченной степени, в крайних оценках здесь господствует тип человека с неизжитым «варварством», или человек – паллиат (И. Г. Яковенко).Это жесткое противопоставление и есть «арифметика» чисто «онтологической» схематики. Всё это плоды европоцентристской ориентации. Если обратиться к истории западноевропейской цивилизации, то она была пограничным явлением не только в генезисе (на развалинах Римской империи), но и на последующих этапах – не только раннего формирования (Средние века), но и гораздо позже – в период Нового времени – общеевропейского раскола во время Реформации – Контрреформации, позднее – глубоких расколов в период Великой французской революции 1789 г., в XIX в. в противостоянии буржуазной идеологии/марксизма, социал-демократии, затем в период революции в России и ее последствий в Европе. XX век в Западной Европе был веком кризиса, чреватым аннигиляцией этого образования в ходе Первой и Второй мировых войн. Разве это не цивилизационные расколы? Не говоря уже о современном состоянии – многие оценивают искусственно созданную «целостную» Европу как кризисное явление, с неизвестными последствиями. Западная Европа подозрительно напоминает Римскую империю времен распада под давлением целого ряда внутренних и внешних факторов, и среди них – нашествие «полчищ варваров». Современная Западная Европа также переживает нашествие из бывших колоний.
Сторонники жесткого отделения пограничных цивилизаций от «классических» берут за образец только Западную Европу, но никак не восточные цивилизации. Приведу критическое замечание Игоря Ионова. Он пишет, что архаичная дихотомия целостность/ раздробленность – общее для них (А. С. Ахиезера и И. Г. Яковенко) – заключает в себе потенциальную опасность превращения идентификационной схемы в исследовательскую модель или даже социальный проект (вспомним – якобы неизжитое «варварство» в России –