Образок

То у нее началось нагноение на горле, открылся свищ, и, когда его чистили, обнаружили прилипшую к гортани травинку. Следующим летом у свекрови на даче вдруг поднялась температура, и они с домработницей и собакой спешно эвакуировались. В метро на эскалаторе Роня стала елозить на руках, требуя, чтобы ее спустили, что свекровь и проделала: домработнице она Роню не доверила. Более доброго и безобидного человека, чем свекровь, я никогда в жизни не встречала и, наверное, вряд ли встречу. Роня очень ее любила, но вила из нее веревки. На эскалаторе при сходе собачья лапа въехала в металлические зубья. Когда я пришла забирать из метро всю троицу, вид их был страшен. Домработница сказала, что Роня истошно кричала, эскалатор остановили и их всех чудом не затоптали. У свекрови было предынфарктное состояние. Роне ампутировали остаток пальца.

* * *

Следующей летней акцией стало гнойное воспаление матки. Диагноз сначала поставили по телефону – артрит – и он оказался неправильным. А уже в Москве, когда ее разнесло, как на последнем месяце беременности и на полу стали оставаться кровавые капли, мы с сыном повезли ее на ультразвук, а оттуда перенесли в соседний кабинет на операционный стол. Начались долгие недели перевязок и хождения в наскоро сшитом мной бандаже: собака очень ловко изгибалась и начинала зализывать себе шов, отчего он никак не зарастал. Наступившим летом везти собаку на дачу мы уже не решились – в Москве будет сохранней. Мы ошиблись, но все-таки несколько лет передышки получили.

В год, когда мы похоронили свекровь, было решено сдать ее квартиру, находившуюся с нами в одном подъезде. Надо было перенести к нам книги и часть мебели. Роньку, чтобы не путалась у грузчиков под ногами, я закрыла в одной из комнат. Она по обыкновению атаковала запертую дверь с бешеным лаем, который длился столько, сколько она сидела взаперти. Результатом стала грыжа, которая выскочила примерно там, где находилась удаленная матка. Опять надо было резать живот по старому шву, делать общий наркоз, а собаке исполнилось одиннадцать. Опять были перевязки, и опять пригодился сшитый из байковой детской пеленки бандаж. Все манипуляции над собой Роня позволяла производить только с туго перевязанной бинтом пастью: скрученным белым жгутом мы выписывали на ее морде и шее «восьмерку», закрепив бантиком на холке.

* * *

Кормление собаки считалось у нас женским делом – сын давал ей еду от случая к случаю, он, как правило, ходил с ней гулять и следил за наличием воды в ее блюдце. Но он всегда первым замечал любой непорядок с собакой. И тут он сказал: «Мам, у Рони растет опухоль под глазом». Я отмахнулась, но через пару дней отрицать очевидное стало невозможно. В ветклинике нам сообщили, что у собаки флюс, сильное нагноение и надо срочно удалять несколько зубов. Ей было к пятнадцати годам, и врач предупредил, что из общего наркоза она может не выйти. Операцию делали под присмотром ревматолога. Когда мы вернулись домой, я отнесла почти бездыханную Роньку на диван в темной комнате и пошла снимать пальто. Через минуту мы услышали странный шлепок, вслед за которым в коридоре, раскачиваясь на худых коричневых лапах – их сын за схожесть называл «сухие ветки» – в полной прострации появилась Роня.

А вскоре ее впервые парализовало. Она не могла встать с подстилки, задние лапы не разгибались – их как будто заклинило. Она не ела и молча смотрела на меня огромными черными глазами. Я смотрела на нее и капала слезами, а сын, как всегда, организовывал «оживление». И она встала, в промежутках между обострениями остеохондроза проявляя свою прежнюю прыть. Теперь у нас наготове всегда был набор таблеток и ампул. А жизнь наша стала если не веселее, то легче, когда мы наконец смогли купить маленький кожаный намордник: капиталистический способ производства проявлял отзывчивость к нуждам отдельных граждан. Собака обычно чувствовала, что грядет укол. Летом она пулей вылетала на балкон или, если бывало холодно и спастись было негде, огрызалась из угла. И прежде, чем намордник удавалось застегнуть, иногда приходилось накрывать ее одеялом, чтобы просто взять на руки.

* * *

Когда сыну было двенадцать, я обнаружила, что в семье ожидается прибавление. «Девочка», – твердо сказала одна из акушерок до всех ультразвуков. И оказалась права. Можно представить, какой ужас меня охватил перед Рониным характером. Постепенно я заразила им всю семью, но отдавать собаку нам и в голову не приходило, да и кому ее такую отдашь? О том, что нас ждет, когда ребенок начнет ходить, я предпочитала не думать. И тоже оказалась права.

Роня побаивалась дочку. Зная свой вспыльчивый нрав, с большим запасом огибала упавшую из кроватки игрушку. То же повторилось и позже, когда девочка стала ходить. Собака боялась приблизиться к ней, никогда не лаяла, если дочь брали на руки или занимались ею, забыв про Роню. Но отступала она ровно до тех пор, пока не поняла, что дочь выросла.