Образы мифов в классической Античности

Вазописец, расписавший краснофигурную вазу (ил. 57), не оставляет сомнений в намерениях Менелая, изобразив этого оскорбленного мужа с решительно обнаженным мечом и грозно ведущим перед собой блудную жену. Елена взывает к жалости, простирая к нему руку, но и отходит вправо, где стоит другая женщина, выставившая руки для ее защиты. Эта женщина, скорее всего, – богиня Афродита, которая уговорила Елену сбежать с Парисом. Богиня любви никогда не забывала о том, что она сыграла ключевую роль в судьбе Елены, и чувствовала свою ответственность за нее. Поэтому, прежде чем Менелай смог исполнить свою угрозу, она внушила ему такое благоговение перед красотой Елены, что он отбросил все помышления о ее наказании и кротко принял обратно. Елена помещена в центре композиции, собственно в центре внимания ее разгневанного мужа и ее божественной покровительницы.

(57) Менелай угрожает Елене, а Афродита ее защищает

Краснофигурная аттическая гидрия

Около 480 г. до н. э.

роспись: Мастер Сириска

Британский музей, Лондон

(58) Менелай роняет меч, сраженный красотой Елены

Краснофигурная аттическая амфора

475–450 гг. до н. э.

Роспись: Мастер из Альтамуры

Британский музей, Лондон

Другой художник расположил двух женщин и воина иначе (ил. 58). В центр он поместил ошеломленного красотой жены Менелая, роняющего свой меч. Елена отступает от него вправо. Женщина, которая уходит влево, вряд ли может быть Афродитой – богиня выглядела бы властно. Скорее всего, это обыкновенная троянская девушка, напуганная видом мужчины с мечом. Она просто уравновешивает фигуру Елены с противоположной стороны. Сравнивая рисунки 57 и 58, мы можем оценить разные факторы, которые могли повлиять на расположение трех фигур. На рисунке 57 художник, похоже, больше стремился рассказать историю и разграничить роли двух женщин; на рисунке 58 художник был больше заинтересован в том, чтобы сбалансировать композицию: две женщины представляют собой зеркальные отражения друг друга; обе движутся от центра, взгляды обеих обращены назад, поднятые руки тянутся в сторону воина между ними. Только выпавший меч дает понять, что женщина справа – Елена.

Вазописцев, иллюстрировавших мифы, порой больше заботило создание гармоничного образа, который бы идеально украсил их сосуд, нежели глубокая интерпретация традиционных сюжетов.

Другой пример того, как стремление к симметрии может исказить смысл мифа, тоже связан с богиней Афродитой и событиями после падения Трои.

Сын Афродиты, Эней, был храбрым троянским воином, он желал сражаться за свой город до последнего, и богине стоило немалых трудов убедить его бежать с семьей, пока не стало слишком поздно. В конце концов Эней согласился и покинул город вместе с женой и маленьким сыном, водрузив на спину престарелого отца. На чернофигурной вазе (ил. 59) художник изобразил Афродиту (крайняя слева), которая с тревогой наблюдает за удаляющимся сыном, согнувшимся под тяжестью старика-родителя. Впереди Энея – жена с ребенком на руках и (неидентифицируемый) лучник в остроконечной шапке, характерном атрибуте троянца.

(59) Эней с женой, сыном и отцом покидает Трою, получив благословение матери

Чернофигурная аттическая амфора

Около 520–510 гг. до н. э.

Роспись: Мастер Антимена

Национальный музей, Тарквиния

(60) Эней с отцом на спине покидает Трою в сопровождении жены, ребенка и других людей

Чернофигурная аттическая амфора

Около 520–500 гг. до н. э.

Роспись: мастер из группы Леагра

Государственное античное собрание, Мюнхен

Образ Энея, благоговейно несущего отца в безопасное место, привлекал внимание многих вазописцев, работавших с чернофигурной техникой, и они охотно использовали его в качестве центрального элемента декора (как на ил. 59). Так же поступил художник на рисунке 60, но легкомысленно окружил центральную группу парой женских фигур в зеркальном отображении. Кажется, что женщины, глядя на Энея через плечо, танцуют. Та, что справа, впереди Энея, напоминает его жену, но та, что слева, – не что иное, как декоративное дополнение, просто некая женщина, неестественно убегающая в неверном направлении. Любовь художника к симметрии снова перевесила интерес к осмысленному повествованию. Роспись, несомненно, удачна с точки зрения дизайна, но не с точки зрения сюжета. Противоречие между оформлением и повествованием – серьезная проблема для вазописцев, и некоторые справлялись с ней лучше, другие хуже.