Вазописец более позднего периода перенял и снова модифицировал этот мотив, чтобы проиллюстрировать другой эпизод саги о Троянской войне (ил. 5
1). Ближе к окончанию войны на помощь троянцам пришло войско амазонок, храбрых женщин-воительниц; возглавляла его царица Пентесилея, самая отважная из них. Вначале амазонки одерживали ошеломляющие победы, но, в конце концов, Пентесилея встретила достойного противника, и им был Ахилл, который не знал себе равных. Романтическая трактовка мифа предполагает, что Ахилл, нанеся смертельный удар, сам был поражен красотой своего доблестного врага и влюбился в Пентесилею. Некоторые вазописцы предпочитали показывать, как в решающий момент поединка взгляды победителя и его жертвы встречаются, однако наш художник выбрал иной способ выразить сердечное влечение греческого героя к своей сопернице: он запечатлел Ахилла выносящим из гущи битвы тело поверженной царицы амазонок, чью женственность и бледность ее тела передает белый цвет.Совершенно нормально вынести из боя в безопасное место тело товарища, как поступил Аякс с Ахиллом (ил. 50
), но вынести тело врага настолько необычно, что это предполагает исключительные обстоятельства. Следовательно, этот образ может соотноситься только с одним мифологическим событием – влечением Ахилла к Пентесилее. Художник искусно приспособил модель, примененную для образа Аякса с телом Ахилла, но добавил интересные подробности: безвольно болтающиеся пальцы и ниспадающие волосы, выбившиеся из-под шлема. Возле центральных фигур продолжают бой грек и светлокожая амазонка (слева), а воин и лучник удаляются вправо. Адаптация, безусловно, успешная и достигает поставленной цели, однако ей не хватает мощи и пронзительности творения Клития.Как еще один пример адаптации и перемены тональности можно привести сюжет, связанный с падением Трои. В этих ужасных обстоятельствах пострадали многие мирные жители, причем не только те, кто был слишком молод (как Астианакт) или слишком стар (как Приам), чтобы сражаться, но и безобидные женщины вроде Кассандры. Провидица Кассандра, чьи пророчества всегда сбывались, но в них никто не верил, была красивейшей из дочерей царя Приама. В ночь захвата города она нашла убежище в храме Афины у священной статуи богини, но один из греческих героев брутально оттащил ее и изнасиловал.
(52
) Надругательство над КассандройКраснофигурная аттическая чаша
Около 430 г. до н. э.
Роспись: Мастер Кодра
Лувр, Париж
(53
) Пародия на надругательство над Кассандрой с обменом ролямиФрагмент краснофигурного пестанского кратера
Около 350–340 гг. до н. э.
Роспись: Астей
Вилла Джулия, Рим
На внутренней стороне чаши (ил. 52
) изображена девушка, которая вцепилась в крепко стоящую статую, идентифицируемую по шлему, копью и щиту с Афиной. Безжалостный греческий воин схватил ее за волосы, оттаскивая от статуи. Отчаянное положение Кассандры контрастирует с непоколебимым безразличием статуи. Этот шаблон иногда воспроизводился отдельно (как здесь), а иногда вместе с другими эпизодами погрома, учиненного в ночь захвата Трои (например, сценой смерти Астианакта и Приама). Как правило, он передавался с трогательным витийством, хотя приведенный пример довольно топорный по исполнению. Тем не менее, сколь бы банальным он ни был, он мог пробуждать в художнике и живое комическое воображение. Южноитальянский вазописец адаптировал этот шаблон под грубую, но забавную пародию (ил. 53). Справа мы видим храмового служителя (с надписью «жрица»), который держит большой ключ (больше похожий на посох с загнутым верхом), он в изумлении пятится, наблюдая сцену, сохранившуюся, увы, частично. В центре картины прямая чопорная статуя богини Афины, экипированная соответственно копьем, щитом и шлемом, как и на чаше (ил. 52). В статую вцепился мрачнолицый воин. На нем шлем и чешуйчатый нагрудник, однако гримаса на его лице говорит о том, что от всей его воинственности ничего не осталось, кроме страха. Его правая рука обнимает статую, а левая цепляется за нее сзади. Далее слева видна женская рука, схватившая его шлем, еще левее проступает часть женского лица; также заметна тонкая ткань, прикрывающая руку и часть одежды за плечом мужчины. Ясно, что женщина применяет силу к умоляющему ее воину, пытаясь оттащить его от статуи-защитницы, тогда как сам он исполнен смертельного ужаса от ожидающей его участи. Здесь художник обыграл миф, как Геракл обыграл египтян.Мифы постоянно пересказывались, переиначивались, перекраивались. Даже в общепризнанную сюжетную канву могли вплетаться побочные, а то и вовсе вымышленные эпизоды. Ни одна из форм мифа не была окончательной, поскольку новые истории, персонажи и события всё время вкрапливались и переосмысливались.