Образы мифов в классической Античности

На вазе с юга Италии (ил. 45) изображен мужчина, который стоит одним коленом на алтаре. Он держит за лодыжку ребенка, угрожая ему мечом. Слева женщина в исступлении рвет на себе волосы, а справа другая женщина удерживает мужчину, обнажившего меч и готового броситься на злодея у алтаря. Элементы этой сцены напоминают нам о Приаме и Астианакте, но почему Приам угрожает Астианакту? Конечно, это невозможно. И в самом деле, мужчина у алтаря не Приам, а Телеф.

Телеф был сыном Геракла, но вырос в Малой Азии, недалеко от Трои, и с соплеменниками материковой Греции имел мало общего. Всё резко изменилось, когда греки отправились в поход на Трою. Они не знали точного ее местоположения, сбились с пути и высадились намного южнее, в Мисии, где правил Телеф. Между вторгшимися греками и ошеломленными мисийцами завязался бой, в ходе которого Ахилл ранил Телефа в ногу. В конце концов ахейцы сообразили, что ошиблись, и ретировались домой.

Время шло, а рана Телефа не заживала. Наконец оракул открыл ему, что рану может исцелить только тот, кто ее нанес. Поэтому обеспокоенный Телеф отправился в Грецию на поиски Ахилла и лекарства. В трагедии Еврипида (ныне утраченной) Телеф переодевается, опасаясь, что греки, которых он встретил однажды негостеприимно, поступят с ним как с врагом. Когда же его маскарад был раскрыт и над ним нависла смертельная угроза, он бросился в святилище к алтарю, а для подстраховки взял в заложники маленького сына Агамемнона – Ореста.

На рисунке 45 показан кульминационный момент: Телеф (стоит обратить внимание на его перевязанное бедро) только что достиг безопасного места на алтаре и держит вниз головой перепуганного Ореста, нацелив меч в беззащитный детский живот. Разъяренный Агамемнон (крайний справа) порывается спасти своего сына, но его супруга Клитемнестра удерживает его от порывистых действий, опасаясь губительных для сына последствий. В конце концов всё удается уладить мирно, и целый и невредимый ребенок возвращается родителям.

На римской мозаике (ил. 46) изображена женщина, которая держит за щиколотку ребенка. Надписи отождествляют женщину с Фетидой, а ребенка – с Ахиллом, поэтому нет никаких сомнений в том, кто в этой сцене действующие лица. Фетида была матерью Ахилла и, как видно, не собиралась ни угрожать ему, ни тем более убивать. Она желала даровать ему благословенную неуязвимость – качество, крайне ценное и полезное для воина. Для этого, согласно одному из преданий, она окунула его в воды Стикса, реки, протекавшей в подземном царстве. Если бы она целиком погрузила Ахилла в воду, мы бы его не видели и образ не понимали бы. А если бы она отпустила лодыжку, мальчик утонул бы. К несчастью, из-за того, что Фетида держала Ахилла за щиколотку (или за пятку, хотя физически это невозможно), его неуязвимость не была абсолютной: пятка, единственное место, которого воды Стикса не коснулись, осталась уязвимой. Именно в пятку Ахилл и был смертельно ранен под Троей.

На этих трех примерах, объединенных общим мотивом – образом ребенка, которого удерживают за лодыжку вниз головой, – проиллюстрированы три отдельные истории с разным исходом: Астианакт погиб, Орест был спасен, а Ахилл обрел частичную неуязвимость.

В следующей главе мы представим больше примеров того, как мотивы могут переноситься из одного контекста в другой, а шаблоны использоваться для репрезентации совершенно разных историй.

Глава VI Перенос модели

Согласно явно ксенофобскому греческому мифу, в Египте во времена правления царя Бусириса случилась череда неурожаев. Надвигался голод, и правитель тревожился. Некий провидец с Кипра, который в то время оказался при дворе, дал Бусирису совет: всё будет хорошо, если ты принесешь в жертву иностранца. Находясь в отчаянии и видя крайне удачно подвернувшегося иностранца-киприота, царь решил, по крайней мере, попробовать и принес в жертву провидца.

Метод сработал, и Бусирис в него поверил. А чтобы предотвратить вспышки голода в дальнейшем, он взял за правило убивать любого пришельца, попадавшего в Египет. Это превратилось в рутинную практику к моменту, когда для выполнения очередного подвига в Египет прибыл Геракл. По сложившейся традиции, египтяне приготовились принести в жертву незваного чужака. И это было их роковой ошибкой, потому что Геракл тут же всё переиграл, и смерть встретили египтяне, а не греческий герой. Комическая сторона столь неожиданного поворота привлекала многих вазописцов, а позднее и драматургов.

Но как художник мог изобразить египетский пейзаж и египетское жертвоприношение? Что могло служить моделью? Первое, что делал художник, когда ему нужно было изобразить нечто новое, – начинал искать вокруг знакомые шаблоны, которые могли бы подсказать решение.