Обречен на смерть

Эпстейн сел на место. Майкл видел, что он раздражен: его вмешательство позволило Коулу выразить свою мысль наиболее прямым текстом. Взглянув в сторону присяжных, он отметил, что им, по крайней мере, ответ Коула понравился.

– Итак, мистер Прайс, идем дальше.

Ливерпульский акцент Коула зазвучал отчетливее.

«Наслаждается процессом», – подумал Майкл.

– Вы шокированы. Испытываете отвращение. Не позднее 18 декабря.

– Я так и сказал, нет?

Ошибка взвинтила Прайса. Он отреагировал излишне агрессивно.

– Конечно. – Коул улыбнулся. Еще один талант. – И мы знаем, почему вы не сообщили мистеру О’Дрисколлу и мистеру Кэшу, какое отвращение испытали во время их рассказа. Потому что боялись того, что они могут с вами сделать.

– Я вам уже все это сказал.

– Знаю, мистер Прайс. Пожалуйста, потерпите. – Улыбка стала шире. – Вас, по вашему собственному выражению, чуть не стошнило. Наверное, вам не терпелось закончить этот разговор с ними, верно?

– Да.

– Потому что вам, наверное, хотелось поскорее явиться в ближайший полицейский участок, да?

– Че? – в замешательстве спросил Прайс. – О чем это вы?

– Давайте по порядку. То, что они сделали, вызвало у вас такое отвращение, что вы заявили в полицию. Вы же заявили в полицию, верно?

– Вы знаете, что да.

– Да, знаю. И, наверное, вам не терпелось написать заявление – такое сильное отвращение вы испытывали. Наверное, вам хотелось как можно скорее его написать, после 18 декабря. Правильно?

– Да. Правильно. Нельзя было спустить им это с рук. После того, че они отмочили.

– Вот именно, мистер Прайс. Позвольте похвалить ваше чувство гражданского долга. Чувство справедливости.

– Э-э… ну я… э-э… спасибо.

– Пожалуйста, сэр. Теперь не соблаговолите ли вы посмотреть на копию вашего свидетельского заявления? – Коул огляделся в поисках судебной служащей. Она был в мантии, как барристеры, но без парика и воротничка. – Мадам судебный пристав, будьте так любезны.

Судебный пристав приблизилась к Коулу и взяла из его протянутой руки бумаги. Письменное свидетельское заявление Прайса. Пристав отнесла бумаги Прайсу и положила на край стойки, за которой он давал показания.

– Пожалуйста, подтвердите, что это ваше заявление, мистер Прайс. То, которое вы написали в полиции и на котором поставили свою подпись.

Прайс внимательно осмотрел каждую страницу. Пока не убедился.

– Да. Это мое.

– Хорошо. Теперь, пожалуйста, зачитайте дату внизу каждой страницы. Вы найдете ее рядом с вашей подписью.

Прайс уставился на заявление, не говоря ни слова. Коул выждал несколько секунд, затем спросил:

– Так какая там дата, мистер Прайс?

– Здесь написано: 1 марта. – Ответ застрял у него в горле. Его смысл был очевиден.

– Простите, вы сказали 1 марта? – притворно удивился Коул. – 1 марта следующего года? Через два с половиной месяца после разговора с мистером О’Дрисколлом и мистером Кэшем? Такого же не может быть, мистер Прайс?

– Вы знаете дату, – последовал тихий ответ.

– Что вы сказали, мистер Прайс?

– Я сказал, вы знаете дату!!! – на этот раз проорал Прайс. Его спокойствие окончательно испарилось. – Не делайте вид, будто не знаете!!!

Коул немного подождал. Чтобы присяжные переварили вспышку Прайса. Встретившись с ними взглядом, Коул покачал головой, как будто был потрясен такой реакцией.

– То есть вы ждали два с половиной месяца, чтобы подать заявление? – наконец продолжил он. – Но вы сказали нам, как потрясло вас то, что они сделали, мистер Прайс. Какое отвращение вы испытали. Вас чуть не стошнило, сказали вы нам.

– Я знаю, че сказал, – все с той же яростью огрызнулся Прайс. И тем же повышенным тоном.

– Мистер Прайс, пожалуйста, следите, чтобы ваши ответы и ваше поведение оставались цивилизованными. – Судья Джон Левитт достаточно наслушался. – Мистер Коул вправе задавать вам те вопросы, которые задает. Вы обязаны отвечать на них цивилизованно.

– Я пришел сюда не для того, чтобы со мной обращались как с дерьмом! – Предупреждение судьи не сработало, Прайс все еще орал. – Я не собираюсь это терпеть!

– Уж придется. – Судья Левитт тоже повысил голос. Теперь его тон соответствовал тону Прайса по громкости, если и не по агрессивности. Потом он продолжил уже тише, но все так же весомо: – Потому что если откажетесь, то покинете зал суда уже не через основную дверь. Я ясно выразился?

Прайс не был умным человеком. В этом не возникало сомнений. Но он знал достаточно, чтобы понять угрозу судьи. Что Левитт не шутит.

Усмиренный, он повернулся к Коулу.

– Пожалуйста, объясните, мистер Прайс. Объясните, почему вам понадобилось больше двух месяцев, чтобы дойти до полиции и подать заявление.

– Потому что боялся. – Теперь Прайс ответил тихо. Почти нервно. И его ответ прозвучал бы убедительно, если бы не предшествовавшая ему вспышка. – Боялся того, че они со мной сделают, если узнают, что я ходил в полицию.

– Однако в конце концов вы все равно заявили на них. Что изменилось, мистер Прайс? Что заставило вас открыться, когда вы так боялись последствий?

– Копы свинтили Терри Колливера. Повязали не того чувака.